Роми Хаусманн - Милое дитя

Он застегнул молнию на юбке и поправил блузку на плечах, после чего встал передо мной и прошелся ладонью по моим волосам.

– И не думай, что тебе нельзя разговаривать со мной, Лена. Конечно, мы можем говорить. Я хочу, чтобы ты была счастлива, и сделаю все для этого, обещаю. Но я, в свою очередь, должен знать, что ты усвоила правила и, главное, следуешь им. Иначе наша совместная жизнь не заладится… – Он окинул меня взором. – Почти идеально.

Совместная жизнь , эхом разнеслось у меня в голове. Совместная жизнь . Он взял с полки губную помаду. Совместная жизнь . Грубыми движениями накрасил мне губы.

– Остался последний штрих.

Его левая рука обхватила меня за шею; правая между тем отложила помаду на полку и взяла ножницы, которыми он разрезал стяжки на моих запястьях. Дыхание стало прерывистым. Он плотнее прихватил мне шею. Ножницы оцарапали лоб. В ушах зашумело, кровь залила правый глаз.

У тебя есть шрам, Лена.

И у меня появился такой же.

– Посмотрим, достаточно ли этого, – произнес он, промокнув ранку тряпкой. – Возможно, придется еще доработать. Лучше подержать тряпку еще какое-то время, а то запачкаешь блузку. – Он взял мою руку и поднес ко лбу. – Держи крепко, Лена. Жалко будет блузку.

Я прижала тряпку ко лбу и тихо заскулила.

– Надо было проделать это перед тем, как одеться. Я не подумал. Все-таки это твоя любимая блузка…

Я ничего не видела. Кровь заливала глаз, веки дрожали, пульс участился. Комната опрокинулась, верх и низ поменялись. Как в замедленной съемке, я осела на пол, ударилась. Отключилась.

Следующее, что я помню, – это как раскрыла глаза и судорожно вдохнула, как если бы долгое время пробыла под водой. Я лежала на спине, на чем-то мягком, лоб пульсировал от жгучей боли. Увидела над собой размытые бурые полосы; еще через мгновение полосы оформились в доски, дощатый потолок. Я попыталась подняться – безуспешно. Из того, что выхватил взгляд, я заключила, что нахожусь в гостиной. Толстый ковер, книжный стеллаж у стены, в старой железной печке горит огонь. Ложе подо мной прогнулось. Я поняла, что лежу на диване, укрытая одеялом. С подушкой под икрами – вероятно, чтобы привести в норму пульс.

Кто-то сел на край дивана. Рука коснулась моей. Маленькая рука.

– Ты не спишь? – прошептал детский голос.

Через мгновение надо мной появилось мальчишеское лицо. Светлая кожа, узкое милое личико с голубыми глазами, тонкие черные волосы. Я разглядывала его как произведение искусства, притягательное и вместе с тем отталкивающее.

– Йонатан! – воскликнул другой голос.

Я закрыла глаза, и снова диван подо мной дрогнул, когда мальчик испуганно вскочил.

– Я не хотел ее будить, папа! Только хотел посмотреть, успокоилась она или нет.

Папа . У него сын. У этого чудовища сын.

– Можешь пока расставить фигуры на доске, Йонатан, – услышала я, а затем: – Лена…

Вновь диван прогнулся под чьим-то весом.

– Открой глаза; я знаю, что ты очнулась.

Я моргнула.

– Выглядишь замечательно, – произнес он и убрал прядь волос с моего лица. Его взгляд остановился на одной точке на моем лбу. – Думаю, неплохо получилось. Я кое-что доработал ножом, а потом сразу зашил.

У меня из горла вырвался сиплый звук.

– Брось, Лена, ты все равно была без сознания и ничего не почувствовала. – Он улыбнулся. – Для тебя лучше и быть не могло, не так ли?

Я подняла дрожащую руку, коснулась лба. Почувствовала шов, и острый кончик нитки уколол мне подушечку пальца.

Он взял мою руку и вернул на прежнее место.

– Не трогай, а то еще занесешь инфекцию. Через пару дней шов можно будет снять.

Я начала всхлипывать.

– Прошу, отпусти меня. Я хочу домой.

Он наклонился ко мне, так близко, что наши носы почти соприкоснулись, при этом всей тяжестью навалился на мое побитое тело.

– Ты дома, Лена, – прошептал он и поцеловал меня в лоб.

Я повернула голову, уткнувшись лицом в спинку дивана. Чуть затхлый запах напомнил о мебели в доме моей бабушки. Он протиснул руку между подушкой и моей щекой и грубо развернул лицом к себе. Заставил смотреть ему прямо в глаза.

– Сделай себе одолжение, Лена, и задайся вопросом. Подумай, шучу ли я. Хочу ли просто нагнать на тебя страху. Или же я вполне способен тебя убить.

– Нет, не шутишь, – выдавила я.

Дышать под его тяжестью становилось все труднее. По крайней мере, я начинала понемногу соображать. В особенности меня занимала одна мысль. Возможно, она давно сформировалась в сознании, но я не могла отделить ее в путанице других мыслей. Платье на мне.

– Я не собираюсь объяснять дважды, Лена. Так что слушай внимательно.

Белье, колготки, юбка, блузка и в особенности туфли, на размер меньше моего. Очевидно, все это принадлежало кому-то другому.

– С этого дня ты будешь хорошей матерью и доброй женой. И будешь придерживаться правил. Тебе понятно?

– Где мать твоего сына?

Мгновение он выглядел озадаченным.

– Где его мать? – спросила я снова, более настойчиво. Сердце подскочило в грудной клетке и колотилось теперь где-то в глотке.

– Ты его мать.

Он сел, и я, сама того не желая, облегченно вздохнула. Ведь я снова могла свободно дышать.

– А теперь поднимайся. Ты уже достаточно отдыхала.

У него еще и дочь. Я увидела ее, только когда он помог мне подняться. Прямая, как палка, бледная и очень серьезная, она стояла в дверном проеме – не знаю, с какого времени. На ней была пижама, явно слишком большая. Мне показалось, девочка что-то прижимала к груди. Потом я различила рыжую шерсть. И уши. Какой-то зверек.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Артур Кёстлер (1905–1983) – знаменитый британский писатель и журналист венгерско-еврейского происхождения.

Слова джазовой песни My baby just cares for me ( англ. «Моего милого (мою милую) интересую только я»), исполнявшейся очень многими вокалистами, в т. ч. Н. Симон.

Цветы семейства ирисовых.

Кровоизлияния в область между наружной поверхностью костей черепа и питающей их тканью, надкостницей.

Хаотическая дрожь камер сердца.

Изар – приток Дуная, текущий через Баварию.

Уменьшительно-ласкательная форма имени Лена.