Джеффри Бартон - Запах смерти

– Ну что, твой заход? – сказал Пол, открывая металлическую дверь в один из многочисленных коридоров с решетчатыми вольерами по бокам. Чикагский центр по контролю и уходу содержал в основном собак и щенков, кошек с котятами, хотя иногда среди его постояльцев попадались и койоты, и еноты.

– Мой. – Я кивнул.

По обе стороны длинного коридора, крепко пахнущего мехом, собачьим кормом, звериной мочой и дезинфектантами, тянулись вольеры высотой в полтора метра. Вольеры состояли из клеток – квадратов по метр двадцать, с толстой цементной прокладкой по бокам и сплошной задней стеной из бетона (за все время из питомника не произошло ни одного побега). Прямоугольная щель внизу позволяла просовывать внутрь миски с едой и водой. Перед клетками тянулся узкий слив восемь сантиметров глубиной, идущий в канализацию и облегчающий промыв клеток шлангом.

Как-то раз я критически прошелся насчет тюремного вида всех этих клеток в питомнике; Пол взбеленился, и в итоге мне пришлось быть слушателем десятиминутной лекции о годовом бюджете и острой нехватке волонтеров. Один из них сейчас, кстати, маячил в дальнем конце коридора: проверял животных и наполнял миски из лейки. На полпути по коридору, возле крана, ждало своего часа мятое жестяное ведро – до него черед непременно дойдет, лишний раз доказывая, что без помойного ведра реально никуда.

Коридор полнился разномастным рычаньем, лаем и повизгиванием, звонким тявканьем и скулежом – эдакий швейцарский йодль на все собачьи лады. Интенсивность была несколько слабее, чем в другие мои посещения, хотя все равно довольно бойко. Всякий раз, когда муки совести перед Полом вовлекали меня в волонтерские смены, я находил способ отключаться от шума – по большей части врубая в «ушах» что-нибудь типа «Линирд скинирд» [3] Lynyrd Skynyrd – американская рок-группа, наиболее известный представитель «южного рока» 1970-х гг. .

Всем известно, что собаки десятки тысяч лет назад произошли от волков. С их одомашнивания все и началось, но где-то в пути псовая лингвистика попала на развилку – собаки стали лаять, а волки продолжили выть или молчать. Волчата, само собой, тявкают, но взрослым особям ведомо, что в случае опасности лучше просто умолкнуть и затаиться, пока угроза не минует. А вот лучший друг человека имеет обыкновение на угрозы лаять, пока те не исчезнут.

Однажды по телевизору я застал передачу, где мямлилось что-то о способности по звуку собачьего лая различать шесть различных эмоций – типа гнев, страх, блаженство и всякое такое, хотя мне кажется, что на самом деле этих оттенков гораздо больше.

Новоявленный постоялец Центра находился во второй клетке справа – вероятно, по указанию Пола его разместили ближе к двери. К центру каждой клетки на уровне живота крепились пластиковые пробирки-футлярчики. В них легко вставлялся листок с основными сведениями о транзитере: кличка, пол, возраст, вес, сделанные прививки, темперамент и т. п. Насчет нашего нынешнего героя указывался только возраст – «девять недель +», – и ничего больше.

Я расстегнул свою сумку, достал коврик для йоги и развернул его перед клеткой, подстраховавшись, чтобы тот краешком не обмакнулся в желоб стока (знаком не понаслышке, что за субстанции текут по этой нечистотной речке). Работать с собаками – всегдашний болезненный вызов твоим коленям, поэтому причиндалы вроде коврика и строительных наколенников – мой неразлучный профессиональный антураж. Я растянулся на животе перед клеткой, таким образом поравнявшись глазами с новым обитателем питомника, а Пол, скрестив на груди руки, прислонился к металлической двери и наблюдал.

Я уставился на золотистого ретривера. Несмотря на гам и сдержанную ярость коридора с его ворчанием территориальных споров, лаем приветствий, скулежом тревоги или страха, воем тоски или несчастья, новый жилец лежал неподвижно. Девочка. Бедняжка: свернулась сиротливым калачиком в дальнем конце конуры. Миски с кормом и водой выглядели нетронутыми. Ушастая голова лежала на передних лапах, один глаз тоскливо смотрел в мою сторону. Бедный дитенок – отнята от матери, братьев и сестер; затем бурная акклиматизация в новой чужой семье, быстро завершившаяся тем, что какой-то псих пытался ее удушить…

Какое-то время мы молча изучали друг друга.

– Привет, малышка, – ласковым голосом сказал я спустя минуту. – Меня звать Мейсон Райд, а для друзей я Мейс. Пол все мне о тебе рассказал: как все случилось и как это стремно и чертовски обидно – ведь я вижу, что ты красотулька и заслуживаешь себе лучшего друга.

Из сумки я достал банку арахисового масла и выхватил вкусняшку, которых в моей сумке в изобилии. Печеньку «Милки боун» [4] Milky Bone («Молочная кость») – торговая марка собачьего печенья. я обмакнул в масло и сунул в клетку – процедура, которую я проделывал тысячу раз. Отказаться от «молочной косточки», да еще в арахисовом масле? Для животины такое немыслимо.

Щенок даже не пошевелился.

– Я просто оставлю это здесь, можешь угоститься, когда захочешь, – сказал я. – Хотелось бы, конечно, чтобы вкусняшки залечивали все раны, но, к сожалению, так не бывает. – Я покачал головой. – Как бы то ни было, Пол молодец, что позвал меня. Он хороший парень, даром что в блек-джек играет как трехлетка. Ты не поверишь: однажды он продул, имея на руках пару десяток – бесспорный выигрыш; даже гребаный дилер пытался его отговорить.

Реакции ноль; чтобы как-то заполнить пустоту, пришлось дорассказать историю о проигрыше директора Центра в казино.

Пол у двери пожал плечами:

– В тот вечер мне везло.

– Мне было не по себе даже сидеть рядом с человеком, выкинувшим такое. Но Пол тем не менее позвонил, потому что знает, что мне нужен новый лучший друг. Видишь ли, у меня был англичанин-спаниель по кличке Эми…

– «Пьюэ прэйр лиг»? [5] Pure Prairie League – американская кантри-рок-группа 1970-х гг. – отвлек вопросом Пол.

– Ага.

– Но это же не кантри.

– Американский кантри-рок, – сказал я. – Я фанатею не только по кантри. Помнишь Джуда, мою австралийскую овчарку?

– Отличная кантри-группа, почти «Битлз».

– Пол хороший парень, – повторил я, – но его познания в кантри вполне умещаются под хвостиком у хомячка. – Я снова сосредоточился на испуганном щенке, наблюдающем за мной из глубины клетки. – Так вот, Эми был спаниелем уровня академика, блестящей собакой-нюхачом. А потом он заболел – почечная недостаточность, ничего не поделаешь. Ему было всего девять. И… В общем, теперь мне нужен новый лучший друг.

К этому моменту голова ретривера приподнялась, и теперь его глаза пристально смотрели в мои.

– У тебя очеса как небеса, – сказал я и еще несколько секунд не отводил от него взгляда. – Эльвира.