Энджи Ким - Смерть в Миракл Крик

Angie Kim

THE FLAMES OF MIRACLES

Публикуется с разрешения Writers House LLC и Synopsis Literary Agency.

© Angie Kim, 2018

© Федорова, А., перевод, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Бестселлер Washington Post

Премия Эдгара По в номинации «Лучший дебют»

«Потрясающий роман о родителях, детях и непоколебимой надежде на лучшую жизнь, даже когда вся надежда кажется потерянной».

Миракл Крик, Вирджиния

Вторник, 26 августа 2008

Однажды муж попросил меня солгать – так, по ерунде. Для него, возможно, это даже не было ложью, да и мне сначала так показалось. Пустяковая просьба, в сущности. Полиция только что отпустила демонстрантов, и он пошел проследить, чтобы те не вернулись, а я должна была посидеть на его месте. Прикрыть, как делают все коллеги, как и мы раньше прикрывали друг друга, пока работали в бакалее и я бегала перекусить, а он на перекур. И вот я уселась на его место, оперлась о стол, и диплом на стене сразу же покосился, словно напоминая, что это не обычное дело, что не случайно он раньше ничего мне не доверял.

Пак потянулся у меня над головой поправить рамку и в очередной раз прочитал: «Пак Ю, ООО “Субмарина Чудес”, лицензия на осуществление ГБО». Не отрывая глаз от диплома, словно обращаясь к нему, а не ко мне, он сказал:

– Все уже готово. Пациенты в камерах, кислород пущен. Просто посиди здесь.

Потом он наконец перевел взгляд на меня и добавил, что делать ничего не надо.

Я бросила взгляд на пульт управления, на непонятные кнопки и рычажки, управлявшие барокамерой, которую мы всего месяц назад покрасили в нежно-голубой цвет и установили в этом ангаре.

– А если пациенты позовут? Я, конечно, скажу, что ты скоро вернешься, но…

– Ни в коем случае, они не должны узнать, что я отходил. Если кто спросит, я на месте. Я все время здесь.

– А если что-то пойдет не так…

– Ну что может пойти не так? – с уверенностью произнес Пак. – Я вернусь быстро, они не позовут. Ничего не случится.

И он пошел, тем самым ставя точку в нашем споре. С порога он оглянулся на меня и уже мягче, будто умоляя, повторил:

– Ничего не случится.

Как только дверь ангара захлопнулась, мне захотелось крикнуть ему вслед, что только сумасшедший может быть так уверен, что все будет хорошо, ведь сегодня все идет наперекосяк: демонстранты, их план, перебои с электричеством, полиция. Или он считал, раз столько всего произошло, то хуже уже некуда? Но в жизни все устроено иначе. Одна трагедия не дает иммунитета к последующим трагедиям, несчастья не выдаются в строгой дозировке. Все плохое вываливают на вас комьями и потоками, с которыми невозможно справиться. Как он мог этого не понимать после всего, что мы пережили?

Первые двенадцать минут я сидела молча и ничего не делала, как он и велел. У меня по лицу градом катился пот, я думала о том, каково же тем шестерым пациентам, запертым внутри камеры без кондиционера (генератора хватало на системы давления, подачи кислорода и внутренней связи. Я благодарила Бога за то, что у нас есть переносной DVD-плеер и дети сидят спокойно, поскольку могут смотреть мультик. Я все время напоминала сама себе, что мужу надо доверять, и ждала, поглядывая то на часы, то на дверь, то опять на часы, молясь, чтобы он вернулся прежде, чем закончится мультик «Барни и друзья» и пациенты попросят поставить им следующий. В тот момент, когда из-за двери донеслись буквально первые звуки финальной песни, у меня неожиданно встрепенулся телефон. Звонил Пак.

– Они здесь, – прошептал он. – Я останусь тут, присмотрю, чтобы они ничего не натворили. Тебе нужно будет выключить кислород, когда закончится процедура. Видишь ручку?

– Да, но…

– Повернешь ее против часовой стрелки, до упора. Поставь себе будильник, чтобы не забыть. В восемь двадцать по большим часам, – строго уточнил он и незамедлительно окончил разговор.

Я потрогала ручку, подписанную «кислород», оттенка выцветшей меди, как скрипучий кран в нашей старой квартире в Сеуле. Сверила свои часы с большими, выставила будильник на восемь двадцать. В тот момент, когда я нажимала кнопочку «включить», плеер выключился, и я изумленно опустила руки.

Я часто вспоминаю этот миг. Смерти, паралич, судебное разбирательство – можно ли было всего этого избежать, нажми я ту кнопочку? Знаю, странно, что чаще всего я вспоминаю именно этот момент, хотя совершила тем вечером немало ошибок. Наверное, дело в том, что это пустяк, и кажущаяся незначимость наполняет его силой и вариантами. А если бы плеер меня не отвлек? А если бы я нажимала кнопку на микросекунду быстрее, если бы успела включить будильник до того, как плеер выключился посреди песни? «Я тебя люблю, ты любишь меня, мы счастливая семь…»

Пустота момента, отсутствие каких-либо звуков, такое давящее и гнетущее, навалились на меня, сжали в тиски. Услышав наконец шум, стук костяшек пальцев изнутри по замочной скважине, я почти испытала облегчение. Стук усилился, колотили уже кулаками, по три удара, словно выстукивая «Вы-пус-ти», потом уже без остановок, и я поняла, что теперь об дверь бьется голова ТиДжея. ТиДжей, мальчик-аутист, обожает фиолетового динозаврика Барни, а при первой нашей встрече он подбежал и крепко-крепко меня обнял. Его маму это умилило. Она сказала, что раньше он никогда никого не обнимал, он вообще терпеть не может прикосновения. Наверное, дело было в моей футболке, она ровно того же цвета, что и Барни. С тех пор я каждый день носила эту футболку, стирала вручную каждый вечер и надевала специально на его сеансы. И каждый день он меня обнимал. Все думают, я очень добрая, но на самом деле мне самой это нужно. Мне нужно, чтобы он обвивал меня своими ручками и стискивал, как раньше делала дочь, пока не стала отстраняться от объятий. Мне нравится целовать его в макушку, нравится, как его рыжие кудряшки щекочут мне губы. А теперь мальчик, чьи объятия мне так дороги, бьется головой о стальную стену.

Он не сумасшедший. Его мама объяснила, что ТиДжей страдает от хронических болей из-за болезни Крона, но он не говорит, и когда боль становится слишком сильной, он снимает ее единственным доступным ему способом: бьется головой о что-нибудь, чтобы новая резкая боль заглушила старую. Знаете, иногда бывает порез, который уже не можешь терпеть, и ты расчесываешь его до крови, и это такая приятная боль, только в его случае боль в сотни раз сильнее. Однажды она рассказала мне, как ТиДжей разбил окно лицом. Меня ужаснуло, что восьмилетнего мальчика терзают столь сильные боли, что ему приходится биться головой о металл.