Питер Альбано - Атака седьмого авианосца

— Правильно, сэр.

Взгляд адмирала стал озабоченным:

— Вот какое дело, Брент… Я не смогу завтра пойти с вами в ООН. — Он беспомощно развел руками. — Ты сам видишь, что творится на лодке: миллион проблем и все надо решить одновременно. Если останусь здесь, проку и пользы будет больше. Итак, пойдете вы с Бернштейном, а мою особу будет представлять старпом.

— Я уверен, что все это будет впустую, сэр.

— У нас приказ — никуда не денешься.

— Разумеется, сэр.

Адмирал пробежал пальцами по столу, как по клавишам рояля.

— Есть один маленький, едва заметный шансик на то, что будет сделан первый шаг ко взаимопониманию.

— С палестинцами? Но ведь в этой игре они пешки. Тяжелые фигуры — это Каддафи, Хафез Асад, Саддам Хуссейн, Валид Джумблат…

— Знаю, знаю, Брент. Но Арафат пользуется большим влиянием в арабских кругах.

— Теперь в игру вступает еще и Хомейни.

— Откуда такие сведения, Брент?

Лейтенант передал ему свой разговор с Дэйл Макинтайр.

— Скверно, — выслушав его, покачал головой Аллен, но уже в следующее мгновение плутоватая улыбка заиграла на его лице: — Кстати, лейтенант Росс, в пятницу вечером идете в увольнение. Надеюсь, вы используете его с толком.

Брент покраснел, как школьник.

— Постараюсь, сэр.

До штаб-квартиры Организации Объединенных Наций было недалеко — по диагонали до Ист-Ривер и Сорок Второй улицы, — однако поймать такси оказалось очень сложно: количество их сильно сократилось из-за нехватки бензина. А к «делегации адмирала Фудзиты» в последний момент прибавился еще один член — старшина торпедистов Масайори Фудзивара. Аллен отправил его с Брентом в качестве, как он сказал, «советника и телохранителя»: «Он будет прикрывать тебе спину — от арабов можно ждать чего угодно».

Брент не возражал: Фудзивара и вправду был надежнейшим из надежных. Пистолет остался на лодке, а без него Брент чувствовал себя словно раздетым. Но пронести «Оцу» через установленные при входе в ООН рамы-детекторы было невозможно.

Три такси промчались мимо, и тогда старшина стал посреди Вест-авеню, так что четвертому волей-неволей пришлось затормозить. Водитель выругался и закричал, что машина заказана. Фудзивара, хлестнув своим кожаным витым жгутом по ветровому стеклу, схватил его за шиворот. Тотчас выяснилось, что заказ может и подождать. Брент, Бернштейн и Уильямс, не теряя времени, залезли на заднее сиденье, Фудзивара сел впереди. Рядом с элегантными моряками в «синем повседневном» полковник в своем песочном бесформенном комбинезоне смотрелся несколько странно и выпадал из ансамбля. Однако все уже не раз слышали от него: «Пока моя страна воюет, я в штатском ходить не буду».

Тридцатидевятиэтажная башня Секретариата ООН, сотворенная из белого мрамора, зеленого стекла и алюминия, выделялась своим величавым изяществом даже в этом мире великолепных небоскребов, окружавших ее.

Они вылезли из такси на Первой авеню и подошли к семи бронзово-никелевым дверям главного входа в здание Генеральной Ассамблеи. По дороге Уильямс прочел надпись на постаменте бронзовой фигуры:

— «Перекуем мечи на орала»…

— …и поглубже запашем Каддафи, — под общий смех презрительно усмехнулся Бернштейн.

У дверей охранник проверил их документы и пропуска, заглянул в регистрационную книгу и вежливо сообщил, что встреча состоится в зале номер два, что арабская делегация уже прибыла и ожидает их вместе с британским посредником. Он показал на широкий коридор, уходящий из холла влево. Миновав справочную, бронзовую фигуру Посейдона и бронзовую же модель первого спутника, они оказались у цели.

Через массивные дубовые двери офицеры и Фудзивара вошли в длинную комнату с полированным столом посередине, за которым сидело шесть человек: пятеро — в щегольских, но строгих костюмах, а шестой — в великолепном шелковом бурнусе. Трое курили — в комнате стоял характерный душный запах египетского табака.

При появлении делегации со своего места во главе стола поднялся высокий сухощавый господин средних лет и, показывая зубы в улыбке, претендующей на сердечность, заговорил нежнейшим голосом актера Королевского шекспировского театра:

— Меня зовут Невилл Хэтсуэй, я помощник британского представителя при ООН, генеральный секретарь попросил меня тут посидеть, посмотреть что к чему. Он сам ужасно хочет, чтобы дело пошло, ну, и всякое такое.

Брент, разглядывая англичанина, с трудом подавил усмешку: этот облаченный в превосходно сшитый твидовый костюм сухопарый джентльмен с редкими седеющими волосами, прилизанными на прямой пробор, с тоненькими усиками под аристократически горбатым крупным носом и не менее крупным кадыком, казалось, сошел со страниц журнала «Панч». Для того чтобы еще полнее соответствовать представлению о совершенном британце, на переносице у него ненадежно сидело золотое пенсне.

Но вот взгляд его упал на человека, сидевшего рядом, и он узнал Кеннета Розенкранца — американца, изменившего своей стране. Это был рослый, мучнисто-бледный человек лет тридцати с львиной головой, увенчанной гривой густых светло-русых, почти соломенных волос, бесцветными губами и восковыми, как у покойника, щеками. Серо-синие глаза вонзились в Брента двумя лазерными лучами, и в них появилось такое удовлетворение, что казалось: Кеннет сидит не за столом, а в кабине своего истребителя, долго ловил и вот наконец поймал Брента в прицел видоискателя.

При появлении представителей адмирала Фудзиты никто из арабов не встал.

— Рад до смерти, что опять пришлось свидеться, мистер Росс, — с сарказмом произнес Розенкранц.

— Оу, вы знакомы? — сказал Хэтсуэй. — Добрый знак.

Брент, гладя на Розенкранца, чувствовал, как давняя ненависть снова вселяется в его душу, затопляя ее. Да, он знал этого человека — он слишком хорошо его знал. Он вспомнил, как год назад в лазарете «Йонаги» едва не прикончил его в жестокой кулачной драке. А Кеннет, поменяйся они тогда местами, не упустил бы такого случая. Ничего удивительного: это был прирожденный убийца, убийца по профессии и по душевному складу, убивавший из-за денег, но не только поэтому. Брент был уверен, что, лишись Розенкранц своего миллионного жалованья и пятидесяти тысяч долларов в виде премии за каждый сбитый самолет, он все равно продолжал бы убивать, ибо это доставляло ему наслаждение. Ходили слухи, что на фюзеляже его Me-109 изображено семьдесят звездочек — по числу сбитых японских самолетов.

— Да, мистер Хэтсуэй, — ровным голосом сказал Брент. — Мы — старинные приятели. — Он не отрывал глаз от Кеннета. — Давно мы с вами не виделись, капитан. Помнится, у нас оставались кое-какие нерешенные вопросы.

Бесцветные губы дрогнули: