Татьяна Ван - Театр тьмы

– Том?

Он молчал. Пока я прокручивала в воспоминаниях день в парке, когда я впервые узнала о театре «GRIM», Том Харт будто набрал в рот воды и не хотел больше произносить ни слова.

– Том, ты тут?

– Да. Просто задумался, – слегка охрипшим голосом произнес актер. – А вообще нам пора спать. Сегодня был тяжелый день.

– Согласна. Но мне кажется, что после такого спектакля я не усну.

Том ничего на это не ответил.

– Тогда спокойной ночи, – буднично сказала я.

– Сладких слов, Сара. Я безумно рад, что сегодня ты пришла к нам в театр. Пусть говорю это не лично в театре, но… добро пожаловать в «GRIM», в…

– В самый необычный современный театр, – закончила я мысль Тома и улыбнулась. В этот момент мне показалось, что мое тело оторвали от земли и подняли в небо. Я будто бы нашла новый дом. И этот дом находился в загадочном месте. По версии Джейн – в месте, где обитали привидения.

– Именно.

– Спасибо тебе, – я вздохнула и посмотрела в окно. Мимо пролетел ворон. Он пару раз каркнул и пропал в небе.

После звонка Тома я долго крутилась на диване. Уснуть не получалось. Сначала казалось, что из окна за мной наблюдают (хотя это было сложно представить, я жила на втором этаже). Когда тревожность покинула душу, заработал мозг. В голову лезли непрошеные мысли. Они касались Тома и театра, в котором он работал. Что-то было не так, но я не могла понять, что именно.

Обожженные пальцы до сих пор побаливали. Даже крем не помог заглушить неприятные ощущения. Словно жар, который меня опалил, был необычным и, стало быть, традиционные средства не помогали в снятии боли. Засыпая, я надеялась, что утром рука будет здоровой. Все-таки тяжело готовить кофе, когда не все пальцы в состоянии работоспособности.

Я уснула в третьем часу ночи. И мне приснился сон, в котором мой родной дом в Бирмингеме объял огонь. Мама и папа в это время работали. В квартире сидела только я. Когда пожар проник в мою комнату, я писала статью для «Таймс» в болезненном и неадекватном состоянии – неухоженные волосы свисали с головы толстыми патлами, под глазами пролегли синяки, а руки била мелкая дрожь. Я отдаленно напоминала зрительницу театра, которая сидела на спектакле «Игра» рядом со мной и влюбленно ловила каждый взгляд Тома. Вот только я, в отличие от нее, выглядела неухоженной, больной. Я из своего сновидения была влюбленной полоумной дурочкой, которая уже работала в «Таймс» – на столе лежал бейдж специального корреспондента.

Через месяц после этого безумного сна меня пригласили в редакцию на собеседование.

Это настоящая игра. Игра, которая только началась.

Дни после похода в театр тянулись, как жвачка. Медленно канул в Лету март, прошла половина апреля. Я все так же работала в кофейне, ловила на себе грозные взгляды мистера Дартла и нередко выслушивала его необоснованные обвинения. Еще пару раз встретилась с Джеймсом. Погода в городе стояла прекрасная, поэтому мы гуляли, пили чай и болтали о всякой ерунде. Я забыла о Томе Харте (точнее, вспоминала о нем не так часто) и наслаждалась весной.

Я любила апрель. Его чересчур переменчивую погоду (даже для Англии она была слишком непредсказуемой), редкие лучи солнца и спокойствие. Только этот месяц давал то, что забирали другие. Смысл жизни и желание жить. По сей день мне кажется, что весной легче всего смотреть в будущее. Я наслаждалась апрелем – чувствовала, что совсем скоро моя жизнь станет иной. Сейчас бы я назвала свое состояние «предвкушением неизбежной гибели», но в тот момент все казалось сказочно-прекрасным, как в замке принцессы.

Я протирала рабочее место, заканчивая смену, когда мне позвонили из «Таймс».

– Сара Гринвуд? – в трубке послышался сдержанный мужской голос.

– Да, – прижав телефон плечом, подтвердила я, продолжая протирать кофемашину.

– Вас беспокоит отдел стажеров редакции «Таймс». Меня зовут Сэм, я секретарь. Мы прочитали вашу статью и хотели бы встретиться лично. Вам удобно подойти к нам завтра в одиннадцать?

Что я почувствовала, когда услышала эти слова? Сначала недоумение, потом восторг, а следом страх. Он никогда меня не покидал – даже в самые лучшие минуты жизни стоял рядом и хлопал по плечу, как верный друг.

– Да, конечно, – выпалила я, даже не сверяясь с рабочим графиком. Услышав пресловутое «Таймс», я забыла, в какую смену должна выйти завтра в кофейню.

– Отлично, тогда завтра, пятнадцатого апреля, в одиннадцать, – повторил Сэм. – Не опаздывайте. И запись переносить нельзя.

Завершив вызов, я отложила телефон в сторону и пару раз подпрыгнула на месте, как ребенок, которому родители подарили корзину котят. Я прошла во второй тур!

– Мисс Гринвуд! – Из кабинета персонала вышел мистер Дартл и смерил меня непонимающим взглядом. – Вы закончили?

– Да, – улыбнулась я, наблюдая, как за спиной Дартла моя сменщица Анна завязывает фартук и кривляется, изображая управляющего.

– Тогда свободны.

– Хорошо, мистер Дартл, – я поклонилась управляющему, чего никогда раньше не делала, и с радостью сняла фартук.

– И не забудь, Сара, завтра твоя смена с часу, – будто прочитав мои мысли, сказал он, скрываясь в кабинете.

– Хорошо!

Накинув плащ, я вышла под серое небо Лондона. По венам текло счастье: до Олимпа оставалась всего пара шагов.

«Главное, чтобы во время собеседования не спросили про диплом магистра», – подумала я, вспоминая, что в анкете не указала этого. Я написала только университет, в котором провела несколько лет, и специальность. Во время разговора меня могли спросить про магистратуру и показать на дверь, не получив желанного ответа. Но я решила не думать об этом, а просто дождаться завтрашнего дня.

Здание медиакомпании «Таймс ньюспейперс лимитед», которой принадлежала редакция «Таймс», находилось на улице Бридж, напротив Темзы. Я подошла к нему, когда часовая и минутная стрелка на моих наручных часах показывали 10.30. Оглядев застекленное многоэтажное здание, я вдохнула прохладный весенний воздух и зашла внутрь. Меня встретил охранник. Он осмотрел мою сумку и, ничего не сказав, кивнул, разрешая пройти внутрь.

Когда я оказалась в большом и просторном холле, меня охватил восторг. Так получилось, что во время учебы в университете мне так и не посчастливилось пройти стажировку в этой компании. Профессор, который готовил списки на практику и рекомендовал студентов в лучшие редакции Лондона, не вписал мое имя в список из вредности – на первом курсе мы с ним здорово повздорили.