Андрей Кадацкий - Иллюзия

– Пока не страшно, а вот в тринадцатом веке не на шутку бы испугался. – Ле Пюи усмехнулся.

– А что будет в тринадцатом веке? – Понтифик сверкнул любопытством.

– В тысяча двести пятнадцатом году будет учрежден особый церковный суд – Инквизиция. Еретиков обвинят в колдовстве, подвергнут жестоким пыткам, сжиганию на кострах.

– Интересно, очень интересно, кто же тогда будет Папой?

– Иннокентий Третий.

– Увы, проверить твое предсказание невозможно. Вряд ли Господь отмерил мне Мафусаилов век. Но чудные вещи говоришь… Как же мне испытать твой дар? – Викарий Христа задумался, почесывая бороду. – А вот, например, что будет завтра на Соборе?

– Завтра пред духовенством выступит Адельгейда, она же Евпраксия, дочь киевского князя Всеволода Ярославича, сестра Владимира Мономаха, внучка Ярослава Мудрого, жена Генриха Четвертого и, соответственно, королева Священной Римской империи, – бесстрастно излагал Адемар. – Расскажет о претерпленном бесчестии из-за мужа, вовлекшего венценосную супругу в оргии сатанистов-николаитов. Смелая русская. Всю подноготную выложит про Генриха, отдавшего монаршее тело на забаву приспешникам, лично удерживая жену от побега…

– Хватит, хватит! – Урбан замахал руками, начиная убеждаться в пророческих способностях собеседника. Адельгейду готовили тайно, приезд держали в секрете. – Может, русский князь ничего не узнает?

– Язык до Киева доведет.

После томительной паузы, преемник князя апостолов снова решился на вопрос:

– Как думаешь, не повредят ли откровения русской княжны возвращению православия в рамки католичества? И когда это произойдет, наконец? Сорок лет уже, как разошлись.

– Я могу видеть лишь на тысячу лет вперед.

Монтейский надолго замолчал.

– Понятно. – Понтифик тяжело выдохнул. Черт с ним, с воссоединением! Сейчас надо императора на место поставить.

– За Генриха Четвертого не переживайте, победа будет за вами. – Прочел папские мысли епископ. – Хотя удивительно, как быстро сей монарх забыл о Каносском унижении.

– Да не в Генрихе дело! Власть Церкви под угрозой. Все святые каноны! – Верховный первосвященник вскипел, но быстро остыл. – Может, лучше поддержать его сына, Конрада? Кстати, чей он, Генриха или, действительно, швабского князя?

– Законнорожденный. А в остальном – всему свое время.

– И ты это все, вот так просто видишь?

– Да. – Ле Пюи пожал плечами. – Обычно, мне приходят картины, звуки, запахи… подчас нелегко распознать смысл видений.

– Как же тебе удалось добиться просветления?

– Постом и молитвой. Со времен Христа ничего не изменилось.

– Лукавишь, брат, ой, лукавишь. – Урбан погрозил пальцем. – Расскажи мне о звездах.

Монтейский нахмурился, глава католиков интересовался наукой, отнюдь не бесспорной.

– Грешен, отец, признаю – прибегаю к астрологии. И довольно часто. Убедиться в правильности понимания.

– Смотри, Адемар, бесовское учение до добра не доведет. Братия осудит, а там и до лишения сана недалече.

– Предпочитаю не распространяться насчет гороскопов, но отцу всех христиан соврать не мог.

– Вот что, Адемар, я уже три года сокрушаюсь, что благословил Бруно Кельнского на уединение и отпустил в Калабрию для основания монастыря. Лучшего советчика не сыщешь на свете! Я уже отчаялся найти достойного хотя бы мизинца Бруно, но Господь послал мне тебя. Призываю епископа Ле Пюи на должность личного советника Римского папы!

– Еще не время, и не эта миссия уготована мне Богом.

– Что же хочет Творец? – Апостолик улыбнулся новой дерзости.

– Расскажу, когда придет время.

– Груб ты на язык, брат. Смеешь отказывать папе?

– Вы должны мне верить, отец, и тогда все задуманное сбудется. И эпоха блудниц – несмываемое пятно на теле Римской Священной Церкви, забудется, навсегда оставшись в прошлом.

Точно составленная по рассказам очевидцев картинка, пред Урбаном предстали прелести широкобедрой Феодоры – королевы блудниц времен порнократии. Высшее духовенство, купающееся в разврате, и папы, с калейдоскопической скоростью сменяющие друг друга, словно марионетки в бесстыжих руках шлюх. Слава Богу, Господь миловал, родился позже. Не знаю, устоял бы от постыдного грехопадения? Мог бы также как многие, вынужденно, по приказу присутствовать на бесчисленных и бесконечных оргиях. С полузакрытыми глазами читать молитвы, боясь взглянуть на голую, ревущую и стонущую плоть. А блудницы бы кружили, хватали за одежды, увлекали на ложе. Лили в уши елей сладострастия, ласкали языками кожу, пьянили ароматами масел. Хвала устоявшим от дьявольского искушения! Этого повторить нельзя. Моральное разложение приводит империи к гибели.

– В тебе играет гордыня, дворянское происхождение дает знать. – Понтифик отогнал постыдные видения. – Не так ли, сын графа де Валентинуа, владельца замка Монтелимар?

– Гордыня и прочие пороки изжиты. Мною руководит десница Божья. На все его воля.

Верховный правитель Святейшего Престола вновь задумался. Что ж мне с тобой делать? Совсем оторвался от братьев, хотя, может, и правда Господь озаряет твой путь.

– А в чем воля Творца говорить отказываешься… – с укоризной протянул викарий Христа.

– Обязательно расскажу. Через год, на Соборе в Пьяченце, где Адельгейда снова пройдет тяжкое испытание.

Папа встрепенулся. Этого он знать не мог! Хотя, как человек неглупый, мог догадаться. Констанцский Собор – мероприятие местечковое, а вот общеитальянский Собор – другой размах.

– Приедет посол византийского императора Алексея Комнина, просить защиты от мусульман, – продолжал Адемар, – тогда и поговорим о крестовых походах.

– Какие походы, друг мой? Не бредишь ли ты? Может, позвать лекаря?

– Вот, я и говорю, сейчас все это кажется непонятным, оттого и нелепым, через год станет реальностью. Мы связаны друг с другом, отец, неразрывной нитью Провидения.

– Ну ладно, ладно. Я тебе все равно до конца не верю, так что поживем – увидим.

Они замолчали, сквозь думы наблюдая за муравьиными заботами.

– А кто будет следующим папой? – прервал размышления преемник князя апостолов.

– Пасхалий Второй.

На том конце залы раздался грохот, будто массивная плита сорвалась с потолка.

– Кто здесь?! – Наместник апостола Петра на Земле вскочил .

Ответом стали убегающие шаги, растворившиеся в молчании храма.

– Он узнал о своем предназначении. – Монтейский улыбнулся.

– Кто? Раньеро?! Да я его в порошок сотру! Не быть ему папой! – бушевал понтифик, сотрясая воздух старческими кулаками.

– Увы, отец! Это он растопчет все наши великие начинания, как слон муравья.

Часть I

1994 год, май. Россия, Брянск.