Александр Борун - Письма из замка дракона 3/3

Во-первых, честно говоря, я не так уж сильно боюсь. В том письме я свой страх преувеличила. И для того очень хорошо изречения из Писания подходят. Они такие торжественные… Не то чтобы совсем не страшно было, ведь это жизнь, а не сказка для детей, где всегда счастливый конец. А жизнь, что поделать, имеет свойство всегда смертью кончаться. И иногда очень неожиданно. Так что, хотя что-то мне подсказывает, что не станет доктор меня убивать, хотя я, конечно, по меркам наших правителей этого достойна, но я понимаю, что это ощущение может обманом чувств оказаться. Всегда ведь на лучшее надеешься. Вот и ты надейся вместе со мной.

Во-вторых, как раз, когда страшно перед предстоящим решительным моментом судьбы, а с ним ничего нельзя сделать, не обязательно только бояться и молиться. Не знаю, как кому, а мне от этого только страшнее становится. Я поняла, что, наоборот, думать про что-то совсем другое можно, и это помогает. Вот я библиотечной машиной и заинтересовалась. Да и на самом деле, если жить осталось мало, когда еще о такой замечательной вещи узнаешь? Да еще такой смешной на вид. Да еще помогающей подшутить над людьми, явившимися причиной тех трудных и опасных обстоятельств, в которых и следует бояться. Откладывать некуда. А ты мне напиши, что инки на те слова из Писания сказали, которые я в письмо поместила. Просто ругались, что не в свое дело лезу? Или признали за мной авторитет кричащей им, в пропасть падая, а с таким человеком не поспоришь. Оттого что он доводов не услышит, ха-ха.

Мне тут про это рассказали забавную историю. Лезли инквизиторы через горы в нашу долину. Возглавлял их знаменитый тандем демонологов: Шпренгер и Инститорис. И случилось так, что Инститорис в пропасть упал, а Шпренгер, и сам в неустойчивом положении будучи, не успел ему руку помощи протянуть. Ужаснулся тут Шпренгер, но, на лучшее надеясь, вслед Инститорису что было мочи закричал: Генрикус, ты жив?.. – Да!.. – некоторое время спустя донесся до него из глубины пропасти ответ Инститориса. – Голова цела?.. – Да-а!.. – хоть тише и через большее время, в ответ донеслось. – Руки-ноги целы?.. – Да-а-а!.. – еще тише и позже ответ послышался. – Так какого же дьявола ты не вылезаешь? – вопросил тогда Шпренгер, рассердившись. Длинная пауза. И, еле-еле слышно: Да я еще падаю-у-у!..

А вот что я не стала писать в том письме, что для инков. И что тоже мне говорит о том, что ничего страшного не будет. Ты, наверное, думаешь, что все про тот же электрон. А вот и нет.

Началось все с того, что мне рассказала фам Сомех. Но она рассказала не так. А ей – монсеньора Тов, а ей – доктор Акон, но я после переспросила у доктора, и теперь лучше, чем фам Сомех, знаю. А то и чем монсеньора Тов.

У евреев есть колдовская наука Каббала. Особенно искушены в ней иберийские евреи. Но она на самом деле тут ни при чем, и фам Сомех напрасно сказала, что в ней-то все и дело. Доктор сказал о ней только для аналогии. Как каббалисты говорят (скорее всего, обманывают), что могут глиняного истукана сделать и заставить его простые приказания исполнять, в него тайное заклинание вложив, так на самом деле во всем живом, и в человеке в том числе, есть невидимые записи. Не видны они по причине своей мелкости; но они в теле во множестве мест записаны, так что каждая частичка тела всегда знает, как ей поступать.

Стало быть именно по этим записям в живом теле все нужные вещества делаются, твердые и жидкие, из которых оно состоит. Как если бы, например, желудок был поваром, который по рецепту изготовлял разные блюда для остальных частей тела, а поварятами у него печень и селезенка были бы, и делали каждая свои соусы для основных блюд; хотя на самом деле и это только аналогия, на самом деле все там сложнее. Для поддержания жизни это приготовление полезных веществ все время требуется.

Можно даже сказать, что жизнь тела в этом и состоит, что разные его части друг для друга полезные соки изготовляют, и всякая часть для своих соков повар. Кроме костей и мускулов, которые этими соками только питаются; зато они нужны, чтобы пищу находить и поглощать, из которой все и готовится, как и поварам нужны подносчики продуктов.

Но это известно; а главное тут те записи, тот рецепт, по которому все они готовят. Точнее будет представить себе целую книгу рецептов. Как это ни трудно себе представить, хоть он и так мал, что его не видно, но буквы, из которых он состоит, еще во много-много раз меньше, так что по количеству букв этот рецепт не одна-единственная страничка, которой повар пользуется, а громадная книга, какой ни у какого повара нет. На вид она, кстати, говорит доктор, похожа не на книгу, а на длинную-предлинную веревку, на которой нанизаны буквы. Это если бы у нас было зрение, какого не бывает ни у каких орлов, мы могли бы увидеть. Но нам привычнее представить себе книгу.

Эта книга не в душе, или, во всяком случае, она не часть души. У человека можно было бы объяснить ее душой, но вряд ли она у травинки есть. А между тем и колос растет так, как у него где-то еще в то время записано, когда он – только зернышко. Или, если это душа, и у колоса она тоже есть, это какая-то совсем отдельная часть души, с каких-то щей, как дальше будет видно, она обязательно постепенно портится. Она специально так устроена. Потому эта книга рецептов все-таки не душа, а какая-то иная, хотя и скрытая, сущность. Причем вполне материальная, хоть и невидимая.

Кроме того, она не часть души потому, что не имеет отношения к тому, что человек помнит, чувствует и думает, ведь он бы свихнулся, пытаясь тем очень сложным производством разнообразных веществ, которые нужны для жизни, управлять. Многие из них он получает с пищей, но было бы плохой идеей свое тело прямо из съеденного строить. Ведь человек не говядина и не хлеб. Съевши их, нужно их переварить – при этом как раз вещества, в еде содержащиеся, в нужные для человека переделываются.

Это происходит всю жизнь. Но не всегда одинаково успешно. Поскольку человек, как и все живое, так устроен, чтобы, пожив, в прах превращаться и дорогу новым поколениям давать, есть в этой книге рецептов дефект, намеренная неправильность. Или даже не в самой книге, а в том, как она используется.

Неправильность в том заключается, что при чтении книги небольшая ее часть на конце портится. И те вещества, которые делались по рецептам, там содержавшимся, делаться перестают. Как если бы повар, дочитав книгу рецептов до конца, каждый раз впадал в ярость или дурость и использовал последнюю страницу на растопку печи. Или швырял книгу с рецептами на мокрый кухонный пол.

Причем там в конце книги, чтобы все сразу не испортилось, специально некоторое количество бесполезных сведений предусмотрено. Как если бы в книге последние страницы были мешаниной ненужных букв заполнены, чтобы текст в середине книги подольше сохранить, когда последние страницы начнут размокать, плесневеть и трудными для чтения делаться, или их будет сумасшедший повар выдирать и сжигать. Иначе человек начинал бы стариться с самого рождения. А он все-таки сначала растет и мужает.