Александр Борун - Письма из замка дракона 3/3

Когда с возрастом бесполезные страницы рецепта кончаются, начинает портиться то, что человеку вообще-то нужно. Но и опять это сначала обычно не то, что жизненно необходимо. Перестает вырабатываться краска для волос – и человек седеет. Перестает производиться вещество для самих волос – и он лысеет. Перестает готовиться смазка для суставов – и они начинают скрипеть и болеть. Это неприятно, но пока не смертельно.

Ну и, наконец, ничего не поделаешь, начинает чего-то действительно ценного для жизни недоставать, например, кислоты в желудке, чтобы пищу переваривать. Или лекарств, которые для борьбы с болезнями в теле вырабатываются. Да-да, то, что пытаются делать доктора, лекарства давая, живое тело и само делает. С разным успехом. И когда оно болезнями справляться совсем не может, тогда – делать нечего – человек заболевает смертельно – и умирает.

Может он, конечно, умереть и до срока, оттого что его подстерегает много других опасностей, кроме порчи этого скрытого рецепта. Но, если он избегнет тяжелых ран, падения с большой высоты, сгорания в огне, утопления в воде, смертельных болезней и прочих опасностей, подстерегающих его в жизни, рано или поздно он от последствий порчи этого рецепта все равно умрет.

Ну а доктор умеет восстанавливать эту книгу рецептов.

Не всю – она очень велика, как уже было сказано. Не по размерам, конечно, а по количеству буквочек и записей рецептов. Но доктор научился немного чинить тот самый конец книги, который портится Как бы подклеивая новые страницы.

Но, увы, не совсем до прежнего вида он может починить эту книгу. Скажем, если в волосах еще сохранились хоть малые следы пигмента, можно по ним запись о том, как его делать, восстановить. И волосы старика вновь черными станут (или рыжими, или желтыми – какие до седины были). Но если пигмента не осталось совсем, ничего не получится. Если хоть несколько волосков сохранилось, лысый вновь станет волосатым. Если не сохранилось ни одного – не станет. Потому как если попытаться вставить в запись одного человека кусок записи о веществах, нужных другому, они, допустим, будут сначала делаться. Но его тело примет их за проникшие чужеродные вещества при ранении или заразе. И начнет бороться ними. Итог – лихорадка, жар и выпадение «чужих» волос, а если речь не о волосах, а, допустим, о новом сердце, взамен изношенного старого, то и смерть. Так что восстановление возможно только частичное. Но и то благо.

Для молодых оно скажется на них сперва незаметно. Поскольку это всего лишь восстановление израсходованного конца записи и наращивание бессмысленного запасного текста подлиннее. Это обнаружится позднее, когда окажется, что этот человек начнет стариться позже обычного. И тут тоже есть ограничение: бессмысленных страниц не может очень много быть, а то книга будет слишком долго перелистываться, и все нужные вещества будут очень долго готовиться. Нельзя, скажем, подклеить пустых страниц вдвое больше, чем обычно. Но все-таки жизнь можно продлить довольно надолго. А если эту починку книги повторять много раз, то и очень надолго.

Для глубоких стариков эта процедура почти бесполезна. У них уже потеряно много полезных рецептов, восстановить удастся только частично, вот разве что тоже удастся нарастить новый запасной хвост книги, так что они надолго застрянут в своем старческом состоянии. Но, поскольку у них уже не хватает производства многих нужных веществ, им угрожают многие болезни, от которых это восстановление рецепта не предохраняет.

Лучше всего это лечение, не на самого человека направленное, а на эту его невидимую книгу рецептов, действует на людей пожилых, в самом начале старости. У них, кроме того же хвоста наращивания и, тем самым, дальнейшего старения откладывания, удается восстановить много ценного текста, так что они, по мере восстановления в теле запасов соответствующих нужных веществ, на глазах молодеют. Восстанавливается гибкость суставов, сила мышц и упругость кожи, скорость и точность движений, зоркость зрения, ясность ума, звучность голоса и острота слуха – все таким становится, каким в молодости было. Привычка может заставить такого бывшего старика осторожно двигаться, как бы в ожидании, что старость в любой момент вернется, и эта привычка может так полностью его и не оставить. Но старость вернется не скоро. Особенно – если книгу рецептов время от времени снова чинить.

Что касается уничтожения вредных очень-очень мелких паразитов – тоже невидимых из-за своей мелкости, но вызывающих болезни, которое доктор обеззараживанием назвал, – то его он тоже в первый же день сделал, когда его дракон нас в водоем уронил. Так что, когда он говорил, что для того он нас туда и уронил, он нам не лгал. Хотя и не сказал всей правды.

Все это я рассказала фий Тес. Но она мне, по-моему, не поверила, много не поняла, и все неправильно истолковала.

А я это истолковываю так, что если доктор даже и задумается, как бы меня наказать, то ему жалко своих трудов по починке моей «книги рецептов». И замыслов на мой счет – зачем-то он же меня учил? И про электрон, откуда он берется, обещал когда-нибудь рассказать, и я не премину об этом напомнить! Так что, авось, не так уж сильно накажет.

Должно же ему быть жалко если не меня, так своих усилий по моему спасению?

Кстати! Я же ему сказала про Агнес Бернауэр… кажется, что-то насчет того, что он, похоже, взялся не за свое дело – продолжать наказание, назначенное инквизицией, вот как, вопреки обычаю, утопили-таки несчастную, когда она выплыла в первый раз. И тут он мне сказал, что насчет нее я могу быть спокойна. Когда ее второй раз утопили, он ее спас. Я аж забыла, что мне же надо его разжалобить и стала расспрашивать. Хотя, кажется, ему это как раз больше понравилось. Так что все к лучшему.

– Как?! – воскликнула я в изумлении.

– Очень просто, притащил под водой водолазный колокол и ее туда подтолкнул. Для этого даже не нужен дракон. Думал, подождем, и можно будет из Дуная потихоньку вылезти. Тогда только одеть ее, коня дать и к мужу направить. Но вижу: толпа что-то не расходится, Агнес трясется, как бы насмерть не простудилась. Да и с состоянием души плоховато. Пришлось все-таки на драконе в замок привезти.

– И что там?

– Я ей честно рассказал, что Альбрехт ее в любое время примет, а сейчас чуть ли не войну из-за нее против отца затевает. Надо только явиться домой и рассказать, что на второй раз она от лома-то отвязалась, но поздно, и совсем было утонула, да добрые люди спасли и выходили. Но она отказалась.

– Почему?!

– Проявила практичность. Ясно же, что житья ей в герцогской семье не будет. Не получилось официальным путем убрать – яду подсыплют или еще что придумают. Виттельсбахи высоко метят – на трон императора Священной Римской империи. Не удивлюсь, если и добьются. Красная кровь им в роду не нужна, только голубая. И ей Еленой Троянской быть не хочется, из-за которой столько народу погибло. Сейчас (это тогда, в 1435-м, в смысле), может, Альбрехт и смирится, но если она объявится, а вслед за тем ее все-таки убьют… Да еще при нем… Что касается клятвы «пока смерть не разлучит нас», следуя которой она от мужа не отказалась под угрозой смерти, то примерно это и произошло. В смысле, смертный приговор их разлучил. Она сперва еще сомневалась, даже просила ее привезти – посмотреть на него потихоньку. Но утвердилась в этом решении годом позже, когда безутешный муж женился на герцогине Анне фон Брауншвейг-Грубенхаген-Айнбекской. А после того, когда в этом браке родилось 10 детей, тем более. Да она больше и не просилась на него посмотреть, мы узнавали о нем стороной. В 38-м стал герцогом Баварии. По-прежнему сражается с отрядами рыцарей-грабителей. Между прочим, Агнес в одном таком сражении вместе с мужем участвовала, когда еще была замужем (я покивала – в историях о ней так и говорится), а вот герцогиня Анна боялась или считала неприличным. Покровитель искусств и очень религиозный человек. В 55-м похоронен в основанном им бенедиктинском монастыре в Андексе. Умер в 60-м.