Харлан Кобен - Пропащий

– Ты знаешь, я ведь родилась случайно. Поздний ребенок… Джули была уже в старших классах. Родителям сказали, что они больше не смогут иметь детей. А потом… – Она пожала плечами. – Меня никто не ждал.

– Не похоже, чтобы кто-нибудь из нас был так уж тщательно спланирован, – улыбнулся я.

Она засмеялась, и я невольно сжался. Это был смех Джули – точно такой же, постепенно затихающий.

– Извини моего отца, – сказала Кэти. – Он просто испугался, когда увидел тебя.

– Мне не стоило туда идти.

Она глубоко затянулась – слишком глубоко – и искоса посмотрела на меня.

– А почему ты приходил?

– Не знаю, – подумав, ответил я.

– Я тебя видела. Увидела, как только ты свернул за угол. Так странно. Я еще маленькой часто смотрела, как ты идешь к нам. Из своей спальни. Я ведь сплю там же; получается, будто вернулось прошлое. Странно…

Я посмотрел направо. Сейчас улица была пуста. Но в прежние годы там обычно стояли машины и родители ждали детей, чтобы забрать их из школы. И я хорошо помню, как мама приезжала за мной в своем старом красном «фольксвагене». Она ждала, читая журнал, потом звенел звонок, и я бежал к ней. Когда она поднимала голову, почувствовав, что я близко, на ее губах расцветала улыбка. Та самая ослепительная улыбка Солнышка, идущая из глубины сердца… Я вздрогнул, внезапно осознав, как будто упершись в стену, что теперь никто и никогда мне так не улыбнется.

Хватит, подумал я: это место, ожившая Джули в виде Кэти, воспоминания… Достаточно.

– Ты хочешь есть? – спросил я.

– Да, пожалуй.

Ее старенькая «хонда» стояла неподалеку. Заднее стекло было увешано безделушками, в салоне стоял густой запах жевательной резинки и фруктового шампуня. Я не узнал музыку, гремевшую из колонок, но она меня вполне устроила.

Мы заехали в традиционную нью-джерсийскую забегаловку на шоссе номер 10. Над стойкой висели портреты местных знаменитостей, в каждой кабинке стоял свой музыкальный автомат, а меню по длине превышало роман Тома Клэнси. Человек с густой бородой, источавший не менее густой запах дезодоранта, осведомился, сколько нас. Мы ответили, что двое. Кэти потребовала столик для курящих. Я не думал, что такие еще существуют. Но очевидно, крупные заведения несколько отставали от современных веяний.

– После того, как ты прошел мимо нашего дома, – сказала Кэти, – я поехала на кладбище.

Официант наполнил наши бокалы минеральной водой. Кэти глубоко затянулась и, откинувшись на спинку стула, выпустила вверх струю дыма.

– Я не ходила туда много лет. А увидев тебя, почему-то почувствовала, что должна там побывать.

Она по-прежнему не смотрела на меня. Это часто бывает с детьми у нас в приюте. Они избегают встречаться с вами взглядом. Я не настаиваю: это не так уж важно. Конечно, я стараюсь смотреть им в глаза, хотя знаю по опыту, что значение такого контакта часто переоценивают.

– Я уже почти забыла Джули: смотрю на фотографии и не пойму – помню я что-то или мне это кажется. Думаю, к примеру, что помню, как мы катались на аттракционах в парке, а потом вижу снимок и уже сомневаюсь – вспомнила я что-то на самом деле или только фотографию. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Думаю, что да.

– После того, как ты ушел, я просто не могла сидеть дома. Отец бесился, мама плакала. Мне надо было уйти.

– Я не хотел никого расстроить.

Кэти махнула рукой:

– Все нормально. Это, пожалуй, даже к лучшему – им полезно. А то мы вечно ходим вокруг этого на цыпочках. Просто бред какой-то… Иногда мне хочется… хочется просто заорать: «Она умерла!» – Она подалась вперед. – Знаешь, что самое смешное?

Я покачал головой.

– Они ничего не поменяли в подвале. Те же кушетка и телевизор. Драный ковер. Тот старый чемодан, за которым я всегда пряталась… Все осталось так, как было. Никто ими не пользуется, но все так и стоит. И комната для стирки там же – постоянно приходится ходить мимо. Понимаешь? Вот как мы живем. Мы ходим на цыпочках, будто ждем, что пол вот-вот провалится и мы окажемся в этом подвале.

Кэти с шумом затянулась. Я молча смотрел на нее. Я уже упоминал, что никогда раньше не задумывался, как отразилась на Кэти Миллер смерть ее сестры. Думал о ее родителях, о том, почему они не переехали… С другой стороны, я так и не смог понять, почему не уехала и наша семья. Видимо, это то, о чем я уже говорил: они обретали утешение, растравляя свои раны. Страдали, чтобы не дать себе забыть. Родители Кэти – еще более яркий пример. Но я ни разу не попытался представить себе, каково было самой Кэти расти среди этих руин, все время ощущая рядом, в самой себе, призрак сестры, так похожей на нее. Я взглянул на Кэти, как будто впервые ее увидел. Ее глаза, полные слез, продолжали метаться по сторонам, как испуганные птицы. Я взял Кэти за руку, так похожую на руку сестры. И прошлое снова навалилось на меня, не давая вздохнуть.

– Странно… – повторила она.

Именно так, подумал я.

– Мне тоже.

– С этим пора покончить, Уилл. Вся моя жизнь… Что бы ни случилось в ту ночь, это должно закончиться. Иногда по телевизору, когда они ловят преступника, кто-нибудь говорит: «Это ее не вернет», и я соглашаюсь. Но ведь не в этом дело. Просто нужен конец: убийцу хватают, и это как бы завершение всего. Люди без этого не могут.

Я понятия не имел, к чему она ведет, и поэтому представлял, что она просто одна из наших беспризорных детишек. Пришла сюда, нуждаясь в моей помощи и любви. Я смотрел на Кэти и внушал себе, что моя главная задача – выслушать ее.

– Ты не можешь себе представить, как я ненавидела твоего брата. Не только за то, что он сотворил с Джули. Но и за то, что он сделал всем нам, когда сбежал. Как я молилась, чтобы его нашли! Я представляла себе, как его окружают, он отстреливается, а полицейские выкуривают его из логова. Тебе неприятно это слышать, я понимаю… Но я хочу, чтобы ты понял.

– Ты хотела завершения, – кивнул я.

– Да, но только…

– Что?

Она подняла голову, и наши глаза впервые встретились. Я снова ощутил холод. Хотел отнять руку, но был не в силах пошевелиться.

– Я видела его, – сказала Кэти.

Мне показалось, что я ослышался.

– Твоего брата – я видела его. Во всяком случае, думаю, что это был он.

– Когда? – с трудом выговорил я.

– Вчера. На кладбище.

К нам подошла официантка и, вынув карандаш из-за уха, спросила, что мы будем заказывать. Некоторое время мы оба молчали. Официантка многозначительно кашлянула. Кэти попросила какой-то салат, я – омлет с сыром. Какой сыр – американский, швейцарский, чеддер? Пускай будет чеддер. Хочу ли я жареной картошки? Какой? По-деревенски. Тосты? Белые? Ржаные? Пшеничные? Ржаные. Напитков никаких не надо, спасибо.

Наконец официантка удалилась.

– Рассказывай, – нетерпеливо потребовал я.