Анастасио Д. - Смертельный сеанс. Миссия в Вашингтоне

Татьяна не сразу ответила взаимностью. Однако его напор граничил с безрассудством, и она сдалась после непродолжительной «обороны».

Они были счастливы, насколько могли испытать это чувство два существа, прошедшие через мясорубку самой страшной войны, плена и концлагерей.

Если бы кто-нибудь сказал Татьяне, что она полюбит немца, да ещё воевавшего в её стране, и даже рискнёт связать с ним свою судьбу, она, пожалуй, обиделась бы на столь нелепую шутку. Слишком много страданий причинили ей и ее близким представители «цивилизованной» арийской нации.

Когда она, уже пройдя через концлагерь, узнала о гибели своих родителей и брата, возненавидела немцев, как ей казалось, на всю оставшуюся жизнь. Только страх преследования на Родине вынуждал её жить на чужбине. Впрочем, она подумывала покинуть Германию и при первой же возможности перебраться в тихую нейтральную Швейцарию, а если не получится – в Люксембург или крошечный Лихтенштейн. Немецким языком она владела свободно, и в этих странах могла попытаться найти работу.

И вдруг… А ведь действительно, никогда не говори «никогда». Этот стройный юноша с волнистыми белокурыми волосами и смугловатым лицом резко отличался от своих соотечественников, с которыми ей пришлось волей или неволей познакомиться. Татьяну завораживали его голубые глаза – глубокие, по-детски добрые и очень грустные. Было в его облике что-то неизъяснимо романтичное, явившееся из довоенной жизни.

Правда, поначалу она не сомневалась: увлечение для обоих станет приятным, но мимолетным, как тёплый весенний дождь. Однако не прошло двух месяцев, и лёгкий флирт перерос в большое, всепоглощающее чувство. Оно оказалось способным постепенно заслонить воспоминания о трагедиях, жертвами которых по вине фашистской Германии стала Татьяна, её родственники, миллионы знакомых и незнакомых соотечественников.

Вскоре Вольфганг сделал предложение, и Татьяна, не колеблясь, ответила «Да!» Они подыскали для аренды скромное жилье в центре города.

В первые недели безоблачной, счастливой совместной жизни она не могла понять лишь его чрезмерного внимания к радионовостям из Советского Союза, хотя и сама была к ним отнюдь не равнодушна. На её расспросы муж предпочитал отшучиваться. Не добившись вразумительного объяснения, махнула рукой: в конце концов, у каждого могут быть свои странности и причуды. Татьяна смирилась с тем, что по вечерам и рано утром Вольфганг вращает ручки «Блаупункта» с упорством, достойным лучшего применения. К тому же и она не посвящала его в содержание личного дневника, который время от времени пополняла записями.

В конце апреля 1959 года советская империя готовилась шумно отпраздновать День 1 Мая, чтобы напомнить себе самой и всему миру, как «свободно и счастливо» живут её трудящиеся.

Дикторы московского радио на всех языках трещали в эфире о «новых трудовых достижениях многонационального советского народа» под мудрым руководством товарища Никиты Сергеевича Хрущева – неустанного борца за мир во всём мире. О «братской солидарности» с зарубежными трудящимися. О неослабевающей борьбе с «поджигателями войны – империалистами»… Наивные русские! Знали бы вы, в какой нищете живёте за своим «Железным занавесом» по сравнению с иностранными «трудящимися», в том числе и теми, чьи страны потерпели сокрушительное поражение в последней войне. Да и победа, полагал Вольфганг, одержана русскими на фронтах в значительной мере благодаря тому, что «Стальной Джо» и многие его полководцы, не раздумывая, приносили в жертву сотни тысяч своих солдат и офицеров. Но разве тайны загадочной русской души удалось до конца раскрыть даже великому её знатоку Фёдору Достоевскому?

Спать не хотелось. Постояв в задумчивости перед сервантом, Вольфганг достал початую бутылку «Димпла», подаренную английским коллегой. Содовой воды не нашлось. Усмехнулся, вспомнив прибаутку шотландцев, утверждающих, что англичане и прочие иностранцы, не понимающие толк в виски, портят и этот благородный напиток, и воду, смешивая их перед тем как выпить.

Утром он вышел купить газеты в ближайшем киоске. Просмотрел заголовки: ничего сногсшибательного. В основном, извещают об очередных впечатляющих успехах западногерманской экономики.

Прежде чем вскипятить воду для кофе, включил приёмник. Из его орехового чрева зазвучал спокойный баритон диктора «Би-би-си»: «…предварительным данным, проверить которые вряд ли когда-либо удастся, погибли от трёхсот до четырёхсот человек – преимущественно молодёжь, учащиеся выпускных классов средних школ города и студенты, привлечённые новым художественным фильмом на классическую тему. Вы слушали последние известия».

Вольфганг похолодел. Потом ощутил жаркий прилив крови к лицу. Бешено запрыгало сердце. Свершилось?..

Будто постарев в одно мгновение, он бессильно опустился в любимое продавленное кресло. Крутанул ручку настройки. Немецкие станции – западные и восточные – передавали музыку, а русскую службу «Голоса Америки» отыскать не удавалось; она не могла пробиться через мощные глушители. Взглянул на часы: англичане будут повторять важнейшие новости только через 25 минут. Они покажутся ему вечностью.

Он расстегнул душивший ворот рубашки, распахнул окно. Улица жила обычными в этот час заботами. Громыхали трамваи, разношёрстная толпа прохожих, радуясь солнечному дню, спешила по своим делам. А Вольфганг в ожидании неизбежной развязки не находил себе места.

«Быть может, речь идёт о каком-то другом и вовсе не советском городе или об ином здании, а не о кинотеатре „Октябрь“, – тешил он себя последней надеждой, сознавая её призрачность. – Дай бог, чтобы это было именно так. Обещаю Тебе не просто вернуться к вере, а стать религиозным фанатиком, как мои бывшие однополчане».

Он с ужасом, не отрывая взгляда, следил за стрелкой часов. Но позывные «Би-би-си» всё равно заставили его вздрогнуть. Радиостанция открыла программу новостей сенсационным сообщением, которого Вольфганг боялся больше всего на этом свете.

«Как стало известно из достоверных источников, в небольшом советском городе Брянске, в 380 километрах к юго-западу от Москвы и примерно на полпути к Киеву, вчера поздно вечером обрушился потолок в крупнейшем кинотеатре «Октябрь», построенном германскими пленными вскоре после войны.

На последнем сеансе зал был переполнен, в основном, выпускниками средних школ города, которые перед экзаменами решили посмотреть новый художественный фильм «Сорока-Воровка» по произведению русского революционера, писателя-философа Александра Герцена, между прочим, жившего одно время в Лондоне. Предварительные данные свидетельствуют, что погибнуть могли до четырёхсот зрителей. В этом кромешном аду уцелели немногие, поскольку несущие балки верхних перекрытий были, видимо, подпилены кем-то весьма расчётливо. И в результате рухнул почти весь потолок.