Анастасио Д. - Смертельный сеанс. Миссия в Вашингтоне

Переводчик Геннадий Петров

© Гилберт Майер, 2021

© Анастасио Д., 2021

© Геннадий Петров, перевод, 2021

ISBN 978-5-4493-3783-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В тот тёплый апрельский вечер, насыщенный ароматом свежей листвы деревьев и первых робких цветов на клумбах, узкая шкала «Блаупункта» привычно светилась голубоватыми буквами и цифрами с названиями столиц и крупных городов. Вертикальная красная стрелка, плавно перемещаясь по манящему узкому пространству, открывала доступ в огромный мир, позволяя мысленно путешествовать по странам и континентам.

Прежде, чем настроить чудо техники на волну радиостанции Бремена, передававшей в этот час шлягеры, В ольфганг В ахендорф провёл ладонью по рано начавшим седеть вискам и с облегчением вздохнул: добросовестно прослушаны последние известия из Москвы и на всякий случай – «Немецкая Волна» и британская «Би-би-си». Новость, которую он так ждал и так боялся, в эфире не появилась. Пока?..

Спать не хотелось. Он выкурил внеочередную сигарету и начал мерить тёмную комнату широкими шагами. Неожиданно ощутил ломоту в правом предплечье. И снова настойчивой волной накатились воспоминания о плене у русских, хотя он уже не раз говорил себе: «Генуг, хватит жить тяжкими воспоминаниями. Иначе превратишься в жалкого неврастеника, невыносимого для жены, друзей и вообще для всех окружающих».

Чтобы отогнать навязчивые мысли, он подумал о Татьяне, но снова вышло тревожно. Как там, в Брюсселе, она без него?

Жена собиралась провести в Бельгии ещё не меньше недели у заболевшей подруги детства, угнанной, как и сама Татьяна, немцами из Советского Союза, и осевшей в Брюсселе. Вольфганг не привык к столь долгим разлукам. Благотворительная миссия, на которую он неохотно дал согласие, начала вызывать у него глухое раздражение… Конечно, Вольфганг знал, что соотечественница жены действительно отчаянно нуждается в заботе и внимании, пусть и не продолжительных: её муж, бельгиец-таксист, проводил всё свободное от работы время в пивных барах. Судя по всему, этот интернациональный брак, как и большинство других, обречён (правда, в прочности собственного Вольфганг нисколько не сомневался). Поэтому несчастной русской женщине требовалась ещё и моральная поддержка.

Вольфганг упал в кресло, посадил на колени уютно замурлыкавшего рыжего котенка, который принялся неумело пока массировать его своими коготками. Медленно полистав газеты, Вольфганг отложил их на журнальный столик и задумался.

Вот и первое послевоенное пятнадцатилетие уходит в небытие, оставив лишь несколько абзацев на страницах исторических энциклопедий. Создание атомной и водородной бомб; ужасы японских городов Хиросима и Нагасаки; смерть Иосифа Сталина; абсолютно неожиданный и кровавый «венгерский кризис»; быстро набирающие критическую массу с ноября 1958-го раздоры победителей вокруг управления столицей Германии – кризис «берлинский» – с непредсказуемыми пока последствиями. К чему всё это приведёт Европу, не поставит ли её на грань новой мировой войны, теперь уже ядерной, которая наверняка станет последней для нашей цивилизации… Что-то готовят нам грозно надвинувшиеся шестидесятые годы? Уповать приходится только на разум и инстинкт самосохранения правителей великих держав, знающих подлинную цену войны не понаслышке и даже принимавших в ней непосредственное участие. Но ведь довольно скоро на смену им придёт не нюхавшая пороха «молодежь»…

Нет, за своё будущее и судьбу Татьяны он был спокоен. Его карьера инженера на солидной строительной фирме «Крюгер и сыновья» складывалась удачно, хотя строителем волею судьбы, а точнее – войны, он стал только в 23-летнем возрасте. Впервые взобрался на кирпичную стену и взял мастерок из рук своего русского наставника, уже находясь в плену: немцы восстанавливали из руин, а правильнее сказать – возводили заново – административные здания в древнем Смоленске. Профессией приходилось овладевать на ходу и в буквальном смысле слова из-под палки.

Вороша в памяти запавшие в душу эпизоды той, теперь уже далёкой, жизни Вольфганг невольно вздрогнул, когда перед его глазами материализовалось скуластое лицо одного из охранников. Тимур – так звали раскосого автоматчика – был по-восточному жесток и коварен, не упускал случая наказать пленных за малейшую провинность и даже при отсутствии таковой. Впрочем, как знать, может, он щедро раздавал тычки прикладом своего тяжеленного автомата ППШ под рёбра, в бёдра и позвоночник, залихватски матерясь по-русски и по-немецки, с ведома или даже по наущению своего начальства?

Но плен есть плен, а победителей, как известно, не судят: сдрейфил, поднял руки вверх – и получай сполна! По словам его второй, русской жены, с интернированными женщинами, и не только советскими, в «трудовых бригадах», не говоря о концлагерях, «защитники Германии» из числа тыловых крыс тоже не церемонились. И это ещё мягко сказано…

Однако в далёком 1946-м, работая на стройках так и не завоёванных советских городов, он не сравнивал, кто лучше, а кто хуже обращается с пленными. Не надо было попадаться в лапы беспощадного врага!

А как весь его взвод мог избежать плена или гибели, если командир послал их на прорыв из окружения по узкой обледенелой дороге через поле, укутанное глубоким, почти метровым слоем снега?

На этой проклятой тропе в преисподнюю мотоциклы с пулемётчиками в колясках вращались, как нелепые тарахтящие волчки. Сталкиваясь, валились на бок, а то и переворачивались вверх колесами, становясь легкой мишенью для советских солдат, зарывшихся в снег. Судорожные попытки атакуемых ввинтиться в девственно-белую пушистую массу были обречены; мотоциклистов настигали меткие пули и осколки ручных гранат.

Полностью окружённой, но чудом уцелевшей под свинцовым дождём и израсходовавшей боезапас, жалкой кучке немцев оставалось лишь выполнить приказ «Хенде хох!» Вахендорф не смог сделать и этого: ключица правого плеча была выбита, а левая рука, как потом выяснилось, сломана в двух местах. Однако кровь в его жилах стыла не от боли или страха, а от душераздирающих воплей обезумевшего самого молодого солдата, почти мальчишки, имени которого он не знал: «Мне нужен фельдшер, я умираю! Где врач? Зовите скорей! Где он, почему его нет?» Какой там врач, в окружении, в чистом поле! Парень свихнулся? Наконец он умолк, захлебнувшись кровью. Расплывшаяся под его серой шинелью алая клякса, жадно впитываемая настом, казалась невыносимо яркой даже в наступающих сумерках.