Николай Андреев - Марионетка. Книга 1

– И кто решает эти вопросы в журнале «Родная речь?» – перебила Полина.

– Ну, – задумался Романов, – Калистратов решает, Скобляков…

– Калистратов – это тот, который главный редактор?

– Да.

Полина на секунду задумалась.

– В таком случае… я думаю, проблем у нас не будет.

– Откуда такая уверенность? Вы что, знакомы с ним?

– Да. То есть, нет… У меня есть друзья, которые с ним в хороших отношениях.

И без того плохое настроение Романова, окончательно испортилось.

«Вот ведь я, приличный поэт, – думал он, поглядывая на Полину, которую, как ему казалось, распирало от сознания принадлежности к классу людей, для которых нет ничего невозможного в этом мире, – не могу издать десяток своих стихотворений. Может быть, не столь хороших, как у Январского, но тоже неплохих, а между тем эта краля, похоже, даже не сомневается в том, что всё, что она не принесет в журнал, будет немедленно напечатано… Хозяева жизни, блин».

– Ладно! – хлопнул себя по коленям. – Что вы хотите, чтобы я вам написал? Историю несчастной любви, рассказ о вашем трудном детстве или…

– Триллер!

– Триллер? – Романов с удивлением посмотрел на Полину. – Почему именно триллер?

– Просто так. Хочется.

Романов перевел задумчивый взгляд на книжный шкаф, где среди книг его любимых поэтов золотого века где-то завалялся томик Чейза.

Спросил: о чем должен быть триллер.

– О ментах?

– Нет! – Полина повернулась к нему и быстро заговорила: – Сюжет я уже придумала. И даже записала. Вот, послушайте! – Она вытащила из сумочки исписанные мелким подчерком листы бумаги и принялась с выражением читать: – Журналист одной газеты, назовите его как хотите, получив гонорар, пришел вечером в ресторан «Вечерние огни», где случайно встретил своего бывшего одноклассника Юру Головина. Они вспомнили молодость. Головин рассказал журналисту, что работает водителем у криминального авторитета Тяжа, который в это же самое время сидел в отдельном кабинете с другим авторитетом – Самсоном, и выяснял отношения…

Романов встал. Прошел к окну, отодвинул занавеску и выглянул во двор. На дворе было холодно и вьюжно.

– Был я в кабаке с таким названием, – произнес он задумчивым голосом. – Был… А скажите, не много ли авторитетов на один квадратный дециметр текста? Как вы считаете?

Полина вспыхнула. Покраснела, потом, тщательно подбирая слова, тихо произнесла:

– Василий Сергеевич, давайте договоримся сразу. Если вы успеете написать рассказ к сроку, я заплачу вам пятьсот долларов. Ровно пятьсот! Но за это, пожалуйста, пообещайте мне, что сразу после того, как я заберу рассказ, вы забудете о нем. И еще. Вы должны строго следовать сюжету и не спорить со мной. Даже по пустякам… Договорились?

Подождав, когда Романов обдумает выдвинутые условия, Полина снова улыбнулась. Стараясь не быть чересчур ехидной, спросила: не многого ли она требует от него.

Романов молчал. То и дело путаясь в цифрах, он переводил доллары в рубли и прикидывал, на какой срок ему хватит этих денег. По самым скромным расчетам выходило, что если не шиковать – месяца на два, на три, а если при этом разумно экономить, больше.

– Если я вас правильно понял, это должен быть короткий рассказ?

– Да, небольшой

– Ну что ж! – согласился Романов. – В конце концов, что бы там эстеты не говорили, но главное в литературе – не то, о чем пишешь, а то, как.

Он весело рассмеялся и предложил Полине перейти на кухню.

Ему было хорошо. За чаем, слушая вполуха дурацкий рассказ о том, как один большой жулик украл у другого большего жулика большие деньги, Романов думал о Полине. Ему казалось, что он знаком с нею уже тысячу лет, и потому была какая-то, на его взгляд, дикая несправедливость в том, что они всё еще не настолько близки между собой, чтобы она в разговоре с кем-то другим могла случайно обронить: «У меня есть близкий друг… Его зовут Василий».

***

Несмотря на то, что давно стемнело, Романов продолжал сидеть на диване и смотреть в черный экран телевизора.

«Везет же некоторым! – думал он о Полине. – Один хороший друг её одевает, другой – пишет рассказы, третий – печатает их в журнале, а она ходит от одного к другому, собирает дань и улыбается».

Вспомнив об обещанном гонораре, Романов нехотя встал с дивана. Сел за письменный стол, включил настольную лампу, достал из ящика чистый лист бумаги, вставил его в пишущую машинку и после длительного раздумья написал первую строчку:

«Журналист Александр Матвеев, как и большинство нормальных журналистов, часть гонорара пропивал».

Дважды перечитал фразу, поморщился. Хотел зачеркнуть, однако, подумав, решил: сойдет и так, и принялся писать дальше.

«Получив в бухгалтерии деньги, он вышел из здания редакции. Постоял возле подъезда, покурил и направился пешком в ресторан «Вечерние огни» – единственное питейное заведение города, в котором еще не бывал…»

Романов писал всю ночь. Он настолько увлекся этим занятием, что не заметил, как наступило утро. Оторвав голову от стола, поглядел в сторону окна и выключил ставшую ненужной лампу. Встал, несколько раз присел, разминая затекшие ноги, и после некоторого раздумья отправился спать.

Однако заснуть сразу не удалось. Написанные за ночь фразы, не давая расслабиться, продолжали крутиться в голове и слагаться в придуманный Полиной сюжет…

«В ресторане было сумрачно. Двигаясь в поисках свободного столика, Матвеев в углу зала внезапно увидел своего школьного товарища Юру Головина. Юра сидел один и грустно глядел на сцену, где полуголые танцовщицы азартно отплясывали ламбаду.

– Привет, Башка! – перекрикивая звуки музыки, радостно воскликнул Александр.

Юра недовольно поднял голову. Узнав в атлетично сложенном сорокалетнем мужчине своего бывшего одноклассника, вскочил на ноги и, улыбаясь во весь рот, стиснул Матвеева в своих объятиях.

– Глазам своим не верю! Ты ли это, Санек?

– Я.

– А так сразу и не узнаешь! Хорошо выглядишь, чертяка!

– Ты тоже.

– А… – махнул рукой Головин. – Бывало и лучше.

Пригласив Матвеева за стол, Юра наполнил рюмки.

На радостях они выпили одну рюмку, вторую, третью… Головин захмелел. Облокотившись на спинку стула, он посмотрел на Матвеева и громко рассмеялся.

– Ну, рассказывай, Санек. Как живешь, где, с кем… А я, если хочешь знать, живу с твоей бывшей подругой.

– С Ириной Каюмовой?

– Не забыл еще, как звать-то ее, а?

Матвеев не забыл. Он вынул сигареты, посмотрел на сцену, где танцовщицы поочередно исполняли танец живота, и перевел взгляд на Головина.

– Ну а ты как живешь? – меняя тему разговора, спросил он. – В смысле, не с кем, это я уже понял, а в смысле, чем. Чем занимаешься?

Головин приложил к губам указательный палец.