Сергей Skolorussov - Кукушка на суку. Акт первый

«Ты, кукушка на суку, брось в судьбу заглядывать.

И последнее «ку-ку» не спеши загадывать».

Михаил Долгополов

Попадали ли вы в передряги? Это я вполне серьёзно спрашиваю. Вопрос не относится к числу праздных. Он не касается различных жизненных живописных ситуаций, связанных со взрывом адреналина, чем бы он не был вызван: молодостью, алкоголем или другими «детонаторами приключений». Если рассказ о передряге сопровождается всеобщим гоготом участников и слушателей, то это значит, что мой вопрос, как говорится, не по адресу. Он относится к более серьёзным жизненным коллизиям. Несравненно более серьёзным. Попадали? Уверен, большинство ответит утвердительно. В этом нет ничего удивительного. Такова жизнь. Жизнь с её жестокими и непреклонными реалиями. Даже если вы не отрываетесь годами от экрана монитора, передряги всё равно могут ворваться к вам ударом чего-нибудь тяжёлого из-за угла извилистой линии вашей жизни. Хотите вы этого или нет. Но вот только передряги передрягам рознь. Рассказ о них у кого-то поместится в несколько предложений. Другие будут смаковать свой жизненный опыт целый час. И только редкий "счастливчик" сможет рассказывать о передряге, в которой он побывал, долго, обстоятельно и грустно. И здесь уже вряд ли чья-то улыбка попытается сгладить шуткой его рассказ. Передряги бывают жестокими, непредсказуемыми и фатальными. Их нельзя просчитать заранее. Нет в реальности той волшебной травки, которую известная пословица предлагает использовать при неожиданном падении в качестве заменителя мягкого спортивного мата. Не бывает её. В этом заключается сермяжная правда любой трагедии. Никто никогда не может знать заранее, что с ним произойдёт в следующую минуту. Никто. И я не знал. Даже не догадывался. Не ведал, что ждёт меня за очередным весёлым поворотом разудалой мажорной жизни двадцатипятилетнего парня. Парня, чья беспечная улыбка до этого никогда не покидала изгибы губ. Моя передряга не похожа на ту, когда человека от смерти отделило мгновение. Когда он сдал билет на самолёт или не смог отправиться в путешествие на круизном лайнере. Вы понимаете, о чем я говорю. Моя передряга держала меня за горло на протяжении долгого времени. Очень долгого, практически бесконечного. И каждый миг этого времени я не знал буду жив или нет через секунду, другую. Впрочем, не я один. К большому сожалению, некоторые из моих спутников уже не смогут поведать вам свой рассказ. Впрочем, обо всём по порядку.

Кузнечик скачет, а куда – не видит

Зовут меня Фёдор Лемешев. Имя не самое сложное и не самоё популярное в современном мире. Но я не обижаюсь, отдавая дань семейной традиции и памяти своих предков. Захотели родители меня так назвать – это их дело. Глупо спрашивать у новорождённого нравится ему его имя или нет. Я тоже не буду спрашивать у своих будущих отпрысков, а назову их так, как захочу я и моя будущая жена. Как без неё, без её участия? Я ведь не тиран. Нет, нет и нет: не деспот, не самодур и не Синяя Борода. Даже наоборот: многие считают, что я женский угодник. Может быть. Не хочу спорить. Но дело не в этом. И так, имя Фёдор я получил в довесок к своему счастливому появлению на свет. Поэтому, какие могут быть обиды? Вообще, на своих предков мне грех обижаться. Они всё делали для того, чтобы я прожил счастливую и полноценную жизнь. «Полноценную» – естественно, по их родительским меркам. А они, эти «мерки», несколько расходились с моими планами на будущее. Вернее: вообще не совпадали. Ну не хотел я быть врачом. Хоть препарируйте меня, хоть пичкайте седативными пилюлями – не хотел. И точка! Мои папка с мамкой – «дохтора» до мозга костей. Правда, отец давно уже не практикует, а занимается бизнесом на ниве медицинских услуг. Но мамка по-прежнему врач. Она заведует местным роддомом. Забыл сказать, что родился я и прожил первые семнадцать лет своей жизни в одном сибирском городке, известном на всю страну изобилием подземных природных кладовых. За последние сорок лет из его окрестностей выкачали столько нефти, что её вполне хватило бы, чтобы заполнить котловину, в которой эти же сорок лет назад плескалось Азовское море. Интересно, что там теперь под землёй? Пустота? Мой родной город не провалится в бездну? Впрочем, этот вопрос меня мало волновал, когда я с лёгким сердцем сел в самолёт, чтобы, пролетев три тысячи километров, стать студентом лучшего, по версии предков, медицинского ВУЗа. Поступил легко. Без каких-либо проблем. Но запала родительских наставлений хватило только на то, чтобы приобрести белый халатик, шапочку и личный скальпель для препарирования лягушек. Явившись во всём белом, словно ангел, на первую же лекция, я вдруг почувствовал, что скальпель этой далёкой для меня науки жёстко режет моё представление о будущем. Моём личном будущем. Это моё будущее! Мне в нём существовать. Мне, а не папке с мамкой. Монотонный голос лектора душил мою свободу и тягу провести молодые годы весело – в насыщенной страстями атмосфере приключений и ночных похождений. И я в тот момент задал себе вопрос: «Ты готов сидеть с бутербродом и пыльной кипой лекций в пропахшей формалином анатомичке, изучая содержимое брюшной полости культурного питерского бомжа, завещавшего своё тело науке?» Что мне, смазливому парню, блондину от рождения, у которого хорошо подвешен язык, статная спортивная фигура, весёлый характер и непомерная тяга к женскому полу, делать в этом душном храме ненавистной мне медицины? Я даже не стал отвечать на собственный вопрос. Просто встал и ушёл. Это не моё. Весь мир лежал у моих ног. Валялся. Подходи и бери. Поэтому больше меня никто на лекциях особо не наблюдал. Ещё бы! Когда студенты тащились в институт, я возвращался домой после очередного ночного кутежа. В лучшем случае спал прямо в лекционном зале, прикрывшись бумажками, белыми и стерильными, как мои знания. Ничего мне институт не дал. Вообще ничего. Пустой диск моего биологического компьютера, предназначенный для хранения медицинских терминов, заполнила совсем другая информация, которую я впитывал в ночных барах и на танцполах. Впрочем, что-то мне мед всё же дал. Конечно, дал. Я приобрёл в нём друга. Феликс Клепалов поначалу даже пытался перещеголять меня в крутости ночных похождений. Но после того, как мы оба, посетив кабинет ректора, получили последнее китайское предупреждение, он успокоился и, обуздав своё эго, стал более ответственно относиться к учёбе. А меня, как вы понимаете, выперли уже после первой сессии. Но эти неожиданные обстоятельства, значительно мешающие контактам, не повлияли на нашу дружбу.