Джин Корелиц - Отыграть назад

Но разговор тогда шел именно об участии, как она коротко и резко заявила в ответ. И он сам это понимал. Они были не настолько богаты, чтобы спокойно объяснить свой отказ от участия в данном мероприятии. И это он тоже понимал.

Подобные проблемы, разумеется, возникали и раньше. При долгом браке все уже было раньше и продолжало повторяться, и в близких отношениях проявлялось не только тепло, но и некоторая прохлада. Естественно, они не могли всегда и во всем соглашаться друг с другом.

Он просто… приедет сюда, когда приедет. А если кому-то захочется узнать, почему его здесь нет, она с радостью их просветит. Да потому что у него слишком много других дел и не хватает времени на болезненное любопытство посторонних, чем же он все-таки зарабатывает на жизнь.

У Джонатана была одна особенность, понять которую, кроме самой Грейс, не сумел никто. Если пробить тонкую оболочку приветливого и любезного джентльмена, можно было сразу же наткнуться на сурового мужчину, закаленного постоянным контактом с человеческими страданиями. Непосредственность Джонатана и спокойное отношение к таким серьезным проблемам, как рак и смерть ребенка, вселяли мужество во всех, кто с ним разговаривал. Но если собеседники начинали вникать в подробности этих страшных проблем, вопросы, как правило, звучали почти с обвинительными нотками в адрес Джонатана.

Как вы можете этим заниматься? Как выдерживаете все это, видя, как страдает ребенок? Разве не ужасно, что ребенок, которого вы лечили, все равно умирает? Что же такого должно было произойти в вашей жизни, чтобы вы выбрали именно эту специальность?

Иногда Джонатан честно пытался отвечать на подобные вопросы, но только это не помогало. Несмотря на то, что любопытным было просто интересно узнать о некоторых подробностях его работы, большинство из них никогда не смогли бы даже просто находиться в той обстановке, в которой приходилось работать Джонатану. Как правило, собеседник быстро уходил в сторонку, чтобы подыскать себе новую жертву для расспросов, но только с более оптимистической профессией. В течение многих лет Грейс приходилось наблюдать разные варианты этого сценария на званых обедах, в родительские дни в лагерях и на вечеринках, подобных сегодняшней. Каждый раз Грейс переживала подобные моменты. Она хорошо понимала, что и милая мамочка, у которой ребенок учился в одном классе с Генри, и потрясающая пара, снимавшая как-то летом их домик у озера, и ведущий ток-шоу на радио, который жил двумя этажами выше (и считался самой крупной знаменитостью в их доме), вряд ли когда-нибудь станут друзьями их семьи.

Раньше Грейс предполагала, что в их жизни обязательно появятся многочисленные онкологи, такие же скупые на эмоции люди, как и Джонатан. Да-да, онкологи и их жены. Но этого не произошло. Грейс решила, что, видимо, коллеги Джонатана поставили себе скромную цель, уходя с работы домой, оставлять рак в стенах больницы. И, возможно, преуспели в этом больше, чем ее муж. Несколько лет назад Грейс и Джонатан общались со Стю Розенфельдом и его супругой. Стю тоже был онкологом и до сих пор замещал Джонатана на работе, если тому приходилось по каким-то причинам отсутствовать. И это общение было довольно сносным.

Розенфельды были заядлыми театралами. Каким-то образом им за несколько месяцев удавалось узнать, какие билеты будет вскоре невозможно достать. В результате на премьере они сидели в четвертом ряду рядом с Элани Стритч в первую же субботу после того, как спектакль был расхвален в «Нью-Йорк таймс». Грейс, скорее, больше восхищали способности Трейси Розенфельд, чем она сама. Трейси – кореянка американского происхождения – работала адвокатом и фанатично занималась бегом. И все же было приятно проводить время вместе с другой супружеской парой, наслаждаться городом и тем, что он может предложить вам в выходные дни. Женщины уводили мужей от ненужных разговоров (больничный персонал, больничная политика, больные раком дети) и, по большому счету, притворялись близкими подругами, которыми они в реальной жизни, конечно, никогда не были. Они могли обсуждать и мюзиклы, и серьезные постановки, и то, как и кого и за что раскритиковали в последнем номере журнала «Нью-Йоркер».

Все это было довольно безобидно и могло бы продолжаться до сих пор. Но как-то раз, лет пять назад, Джонатан пришел домой и заявил, что Стю сообщил ему очень интересную вещь. Они собирались поужинать вместе (так, ничего особенного, просто провести вечер в одном из местных ресторанов), но пару раз эти планы срывались. И тут вдруг Стю сказал, что ему очень жаль, но с сегодняшнего дня мужчины будут общаться только в больнице и только по работе. Трейси поддержала мужа и… ну…

– Ну? – переспросила Грейс, чувствуя, как у нее запылали щеки. – И что же?

– Ты с Трейси… не ссорилась случайно? – спросил Джонатан.

Грейс тогда охватило странное чувство вины, которое ощущаешь всякий раз, когда уверен, что не делал ничего плохого. Ну, или почти уверен, потому что нельзя быть в чем-то абсолютно уверенным. Люди стараются скрыть свои слабые места. Поэтому вы порой и не знаете, что случайно задели больную тему.

И они перестали встречаться с Розенфельдами, разве что только на мероприятиях, связанных с работой в больнице, а таких было очень мало. Иногда они случайно сталкивались в театре и тогда мило болтали ни о чем, обещая друг другу когда-нибудь поужинать вместе. Конечно, никто из них для этого ничего потом и не предпринимал. Впрочем, так вели себя и другие многочисленные супружеские пары, всегда безумно занятые работой, какими бы их действительные намерения при этом ни были.

Джонатан никогда больше не вспоминал о том эпизоде. Он привык к потерям, конечно же, причем даже не к потерям в прямом смысле слова, а к смерти, из-за этой жуткой, изнурительной, мучительной и безжалостной болезни. Были и другие потери, которыми нельзя было пренебречь, тем более что некоторые люди продолжали жить и трудиться где-то рядом, скажем, на Лонг-Айленде. По личному и весьма профессиональному мнению Грейс, на это повлияли отношения с семьей, в которой вырос сам Джонатан. В частности, родители, которые ни в чем и никогда не поддерживали его, разве что только не применяли физической силы, а также его брат, который так и не понял, что сам потерял оттого, что лишился братской любви. Джонатану не требовался большой круг общения, да у него никогда такого и не было. По крайней мере в то время, когда он уже состоял в отношениях с Грейс. Он создал собственную семью с Грейс и Генри.

Шли годы, и Грейс стала чувствовать то же самое. И тоже научилась отпускать людей. Сначала это было трудно, – самый сложный момент наступил, когда исчезла Вита, – потом все легче и легче, когда одна или две подружки из магистратуры перестали с ней общаться. Пропадали друзья из Киркленд-хаус (сейчас они где только не обосновались, а встречались лишь на свадьбах у общих знакомых). Пропадали и те подружки, которые вообще непонятно откуда взялись, но ей было хорошо в их компании.