Дональд Рэй Поллок - Дьявол всегда здесь

– Господи, Шарлотта, который с колбасой. В глотку бы ему эту колбасу засунуть.

– Не знаю, – сказала жена. – По-моему, это не так плохо, как шалить с животными.

Уиллард взглянул на Эрвина – он сидел на полу и возился с игрушечным грузовиком. По всем признакам страна катилась в ад. Два месяца назад мать написала, что тело Хелен Лаферти – ну, или то, что от него осталось, – наконец нашли в могиле в лесу в нескольких милях от Коул-Крика. Он читал это письмо каждый вечер всю неделю. Шарлотта заметила, что после этого Уиллард все больше расстраивается из-за новостей в газете. Хотя Рой и Теодор были главными подозреваемыми, почти три года их никто не видел, так что шериф не мог исключить возможность, что их тоже убили и где-то спрятали. «Мы не знаем, может, это тот же, который тогда зарезал людей в Миллерсберге, – сказал шериф, когда пришел к Эмме с новостями о том, что пара искателей женьшеня вышла на могилу Хелен. – Может, он убил девушку, а потом парней разрубил на кусочки и разбросал. Тот, в коляске, легкая добыча, да и про второго все знают, что ему не хватало соображения и мочу из башмака вылить».

Несмотря на то что говорили законники, Эмма была убеждена: эти двое живы и виновны, и она не успокоится, пока они не окажутся за решеткой или на том свете. Она писала Уилларду, что растит девочку как может. Он послал сто долларов на приличные похороны. Глядя на сына, Уиллард вдруг испытал неистовое желание помолиться. Хотя он не общался с Богом много лет – ни единой просьбы или хвалы с тех пор, как во время войны нашел распятого морпеха, – все же чувствовал, как теперь в нем нарастает позыв примириться с Творцом, пока с семьей не случилось ничего плохого. Но оглядывая тесную квартирку, он понимал, что достучаться до Бога здесь не легче, чем в церкви. Чтобы молиться по-своему, ему нужен лес.

– Надо убираться отсюда, – сказал он Шарлотте, положив газету на кофейный столик.

За тридцать долларов в месяц они сняли ферму на вершине Митчелл-Флэтса у Генри Делано Данлэпа – пухлого женственного юриста с безупречно отполированными ногтями, который жил рядом с мидским загородным клубом и занимался недвижимостью в качестве хобби. Хотя сперва Шарлотта протестовала, скоро она влюбилась в ветхий дом с протекающей крышей. Она даже была не против качать воду из колодца. Спустя пару недель после переезда она уже говорила о том, чтобы когда-нибудь его купить. Ее отец умер от туберкулеза, когда ей было всего пять, а мать скончалась от кровяной инфекции сразу после того, как Шарлотта перешла в девятый класс. Всю жизнь она жила в мрачных квартирах с тараканами, с еженедельной или ежемесячной платой. Единственной ее живой родственницей была сестра, Филлис, но Шарлотта давно уже потеряла ее из поля зрения. Однажды, шесть лет назад, Филлис явилась в «Деревянную ложку» и вручила Шарлотте ключ от трехкомнатной квартиры над химчисткой на Уолнат-стрит, где они жили вместе. «Ну, сестренка, – сказала она, – тебя я вырастила, а теперь моя очередь», – и скрылась за дверью. Собственная ферма значила наконец хоть какую-то стабильность в жизни – то, о чем Шарлотта мечтала больше всего, особенно теперь, когда стала матерью. «Эрвину нужно место, которое он всегда сможет назвать домом, – говорила она Уилларду. – У меня такого не было». Каждый месяц они пытались наскрести на взнос очередные тридцать долларов. «Ты только погоди, – твердила она. – Когда-нибудь это место станет нашим».

Однако они обнаружили, что договориться с их землевладельцем не так просто. Уиллард часто слышал, что большинство юристов – злобные и коварные проходимцы, но оказалось, Генри Данлэпу в этом просто нет равных. Как только он узнал, что Расселы заинтересованы в покупке дома, начал играть на их нервах: задирать цены в один месяц, опускать в другой, потом вообще намекать, что передумал продавать. К тому же каждый раз, когда Уиллард приносил в контору взнос – деньги, за которые горбатился на бойне, – юрист любил дотошно расписывать, на что их потратит. По какой-то причине богачу нужно было дать понять бедняку, что эти мятые зеленые бумажки ничего для него не значат. Он ухмылялся Уилларду своими губами цвета печени и хвастался, что этого едва хватит на пару славных стейков для воскресного ужина или на мороженое для приятелей его сына по теннисному клубу. Шли годы, но Генри не надоедало измываться над жильцом; что ни месяц – новое оскорбление, новая причина для Уилларда надрать жирдяю задницу. Единственное, что его сдерживало, – мысль о Шарлотте, о том, как она сидит за кухонным столом с чашкой кофе и в тревоге ждет, когда он вернется без уведомления о выселении. Она напоминала из раза в раз: на самом деле не важно, что болтает это трепло. Богачи всегда думают, что тебе нужно то, что есть у них, но это неправда – по крайней мере, не в случае Уилларда. Пока Уиллард сидел напротив юриста за большим дубовым столом и слушал, как толстяк чешет языком, думал он о молельном бревне, которое устроил в лесу, о мире и покое, которое оно принесет, стоит вернуться домой, поужинать и направиться к нему. Иногда он даже репетировал в уме молитву, какую всегда произносил у бревна после ежемесячного визита в контору: «Спасибо, Господи, что дал мне сил удержать руки от жирной шеи гребаного Генри Данлэпа. И дай сукиному сыну все, что он пожелает в жизни, хотя, должен сознаться, Боже, я бы не прочь увидеть, как он однажды этим подавится».

Чего Уиллард не знал, так это что Генри Данлэп прятал за громкими словами тот факт, что в его жизни царит неразбериха из стыда и страха. В 1943 году, сразу после юридического колледжа, он женился на женщине, которой, как он узнал вскоре после брачной ночи, всегда мало других мужчин. Много лет Эдит трахалась со всеми подряд: с газетчиками, автомеханиками, продавцами, молочниками, друзьями, клиентами, его бывшим партнером – список длился без конца. Он терпел, даже научился мириться, но недавно нанял для ухода за газоном цветного – вместо белого подростка, с которым она спала, – потому что верил, что так низко Эдит не падет. Но не прошло и недели, как он вернулся домой днем без предупреждения и застал ее в гостиной на диване раком, а высокий тощий садовник долбил ее сзади что есть мочи. Она издавала такие звуки, каких Генри Данлэп в жизни не слыхивал. Посмотрев пару минут, он тихо выскользнул и вернулся в контору, где допил бутылку скотча и снова и снова пересматривал эту сцену в голове. Достал из стола «Дерринджер» с серебряной рукояткой и долго созерцал, потом вернул в ящик. Решил, лучше попробовать другие способы разобраться с проблемой. Какой толк вышибать себе мозги, если можно и без этого обойтись. За пятнадцать лет адвокатской практики в Миде он познакомился с людьми в южном Огайо, которые наверняка знали тех, кто поможет избавиться от Эдит за какие-то несколько сотен долларов, вот только он не мог никому из них доверять. «Незачем торопиться, Генри, – говорил он себе. – Поспешишь – обязательно наебешься».