Александр Васильев - Из тьмы

Родителей, которые вполне могли покончить жизнь…

Мысль пришла вновь, и он оказался не в силах от нее избавиться. А все его попытки походили на перекладывание гниющего сырого куска из одного мусорного ведра в другое.

«Разве можно посреди дня не учуять запах газа? – подумал он. – Они же не спали!»

Антон почувствовал, как его пробирает холодный и липкий пот. Он расползался по всему телу: подмышки, грудь, спина, даже в паху стало мокро. Пара капель ледяного пота стекла по его загривку, заставив поежиться. А налетевший прохладный ветер в один момент обратил в лед его ставшую мокрой рубашку.

«Нет! – вскричал его разум. – В газете писали, что они погибли в результате своей халатности!»

В милиции считают, что граждане Полевые погибли в результате своей халатности, не проверив вовремя газовую плиту.

«В милиции считают, – подумал Антон. – А какой протокол проще заполнить, о случайной смерти, или о самоубийстве? И не лучше ли скрыть инцидент с самоубийством законопослушных граждан от других граждан, когда в городе завелся убийца?»

Антон остановился и потер виски ладонями. Ему хотелось прекратить эти неприятные мысли. Мысли о том, что его родители могли покончить жизнь самоубийством.

Может по этому его тетя и не хотела говорить о их смерти.

Антон сделал медленный вдох и так же медленно выдохнул, вместе с тем убрав руки от головы. Теперь ему было абсолютно все равно, как он заявится в дом этого старика – он найдет что сказать, в конце концов он имеет право знать правду, и он ее узнает. Он заставит говорить бывшего капитана милиции, если тот не совсем рехнулся под старость лет. А ведь еще два года назад он пытался осилить его книгу. Вряд ли маразматичный пердун без царя в голове будет брать в библиотеке книгу с мистическим триллером в содержании.

Но два года…

Да, за два года старик мог не раз слечь с инфарктом.

«Вот и выясним», – немного успокоившись, Антон взглянул на номер дома, рядом с которым остановился.

№130 д.

Перед домом никого не было, но с других дворов доносились детские крики. Где-то играла музыка, – что-то из Queen судя по мотиву, но что именно Антон разобрать не мог. В одном из соседних домов громко ругались. Из открытого окна на углу дома №130 д довольно громко вещал телевизор.

Антон зашел в первый подъезд.

Слева у самых ступенек ведущей на второй этаж лестницы была, обитая черным дерматином дверь с цифрой 4, в полутора метрах от нее за коричневой железной дверью была квартира с номером 5 (цифра крепилась над глазком), на противоположную ей дверь Антон даже не глянул.

Звонка рядом с косяком не было, и Антон постучал по металлу костяшками правой руки.

Из соседней двери доносились громкие звуки телевизора. Судя по всему, шло какое-то бурное обсуждение; очередная передача ни о чем, как подумал Антон. И вновь постучал, на этот раз настойчивей и громче. Но вновь ничего.

Он приложил ухо к двери, даже не представляя, что он хочет там услышать, но шарканье ног, или приглушенный звук телевизора, а может и радио, его бы вполне устроило. Но все звуки шли только из соседней квартиры.

– Что вы делаете?

Антон отскочил от двери словно она раскалилась добела и с гулко забившимся сердцем, посмотрел на спускавшуюся со второго этажа девочку лет десяти. Левой рукой она теребила воротник светлого в мелкий цветочек платья и как-то с опаской смотрела на незнакомого мужчину. Она остановилась на предпоследней ступеньке, не решаясь подойти ближе.

Антон попытался выдавить из себя улыбку.

Это не помогло, и девочка сделала шаг назад, поднявшись на одну ступеньку.

– Э… Постой, я просто хотел, повидать старого друга. Дядю Сергея, который здесь живет.

– А по-моему, вы подслушивали, – робко произнесла девочка. И добавила: – Он не дядя, а дедушка.

– Ну, для тебя – уже дедушка, – Антон почувствовал, что его улыбка стала более искренней и дружелюбной, потому что девочка больше не боялась, она вновь спустилась на предпоследнюю ступеньку, и перестала теребить воротник платья.

– Я слышала, что вы стучали, – сказала она. – Но его нету дома. Он теперь живет в больнице. И мама говорит, что он там навсегда. Она сказала, что с ним случился удар.

Улыбка пропала с лица Антона, а к горлу подкатил большой комок.

– А это очень плохо, этот удар? Он умер? Потому что мама говорит, что он больше не вернется. А дедушка Сергей был очень добрый, он всегда нам помогал. Ну, печку чистил, дрова колол, – она спустилась на площадку, пристально смотря на Антона. – Вам плохо? – спросила она.

– Н-нет, – язык еле ворочался, он словно прилип к небу, превратившись в черствую корку иссохшего хлеба. – Все в порядке… со мной. А в какой больнице лежит дедушка Сергей?

– В нашей.

«Исчерпывающе», – подумал Антон, а все надежды на нормальный разговор с дедом падали с утеса в море, словно группа самоубийц, – кто разбивался об острые выступы скал, кто взметал высокие снопы брызг.

– А в каком… – он сглотнул, но слюна прошла по горлу словно острый камень, – отделении? Не знаешь?

Девочка отрицательно помотала головой.

Найти больницу не составило труда. Собственно, он ее и не искал.

Когда отряд самоубийц в его голове иссяк и приливной волной смыло всю кровь со скал его надежды, он вышел на улицу, и, глядя себе под ноги, побрел в обратном направлении.

Мыслей не было, только пустота и тяжелый осадок, а в желудок словно опустился тяжелый свинцовый ком. Перед глазами вновь возник образ носилок и старческого иссохшего силуэта под белой материей.

Она сказала, что с ним случился удар.

Удар.

«Если она имела ввиду инсульт… – его мысли текли вялым потоком. – Если это инсульт, то восьмидесятидвухлетний старик сейчас просто овощ».

И мама говорит, что он там навсегда.

Потому что мама говорит, что он больше не вернется.

«Старый пердун не мог подождать. Блядство! Надо было спросить у девчонки, когда его забрали в больницу, – Антон хмыкнул. – А что это дает? Если вчера, то он еще может быть при смерти, или в коме. Если месяц назад, собственно, то же самое. Либо он овощ, просто овощ. Есть ли хоть какие-то шансы, что он в своем уме? Да и когда его теперь ждать? Когда его выпишут из больницы? Если вообще выпишут. Чертов старикашка, как же ты мне нужен!»

Ветер продувал насквозь. Рубашка еще не высохла и прилипала к телу ледяным саваном, напрягая мышцы словно в зимнюю стужу. Его бил озноб. Но причиной его был не только холод. Антон понимал, что старик (капитан милиции) был его, возможно, единственной надеждой узнать, что случилось с его родителями.

Не стоило забывать и про странный, сложенный вчетверо листок с машинописным текстом в заднем кармане его джинсов.