Нельсон Демилль - Слово чести

Пикар обхватил руками голову.

– Вот вы спрашиваете о привидениях? А мне, например, сейчас снится один и тот же сон. Помните выражение армейских медиков «ходячий раненый»? Этот безобидный термин касается только медицины. В своем сне я вижу бесконечные бинты... обмотанные вокруг, сам не пойму кого, то ли зомби, то ли мимов... они идут сквозь серый пепел, словно просят милостыню, вытянув руки вперед, идут по следам друг друга, но большая часть из них тает в белом дыму... – Он посмотрел в лицо Тайсону. – Вам я могу об этом рассказать.

Тайсон сочувственно покачал головой.

Пикар уставился в пространство и, не поворачивая головы, сказал:

– В пехоте ты не просто зритель, ты зачастую несешь смерть и страдания, как вы изволили заметить.

Тайсон набрал побольше воздуха.

– Вы знаете, когда сначала стреляешь, а потом задаешь вопросы, а старая мама-сан и маленький беби-сан не отвечают, тогда к тебе закрадываются сомнения о существовании самого ужасного монстра – Бога. Поэтому в следующий раз реагируйте сдержаннее на возникающую опасность и приберегите пулю, чтобы успокоила и вас. А друзья поклянутся в память о вас выстрелить первыми. И марш смерти будет продолжаться до тех пор, пока будем идти в ногу, стрелять первыми во все, что движется и сопротивляется, собирая преждевременный урожай смерти, созревающий на рисовых чеках и во фруктовых садах... – Тайсона отвлек весело пляшущий огонь за решеткой камина. Он следил со странным умиротворением за язычками пламени: – Вы помогли тому маленькому мальчику?

Пикара передернуло, и он начал, запинаясь:

– Я... он... он увидел меня... он поднял руки, будто его окружили... но он мне показывал, что сильно порезался... Куски стекла впились в его тело. Он что-то говорил мне... – Пикар прикрыл глаза на минуту. – Я захотел крикнуть ему: «Что ты поднял руки, идиот!» Но он был маленький. Когда он подошел ближе, я в страхе отпрянул назад, потом... я вскинул оружие и закричал, чтобы он уходил, а сам убежал без оглядки. – Пикар перевел дыхание. – Я не мог находиться с ним рядом, не мог вынести того ужасного зрелища, которое он из себя представлял. – Он в упор смотрел на Тайсона, ожидая его реакции.

Бен сказал хладнокровно:

– Это случается.

Пикар допил виски.

– Да... но другие поступили лучше, чем я. – Он медленно добрел до кухни и налил еще. – Верно. – Тайсону показалось, что хозяин стряхнул с себя мрачное настроение, потому что тот оживленно добавил: – Бывали дни и получше. Вот у вас был тяжелый день 15 февраля. 29 февраля вы навещали больных и раненых, а позже вас самого ранило. C'est la guerre [23] , как привыкли повторять по десять раз в день наши маленькие Друзья.

Тайсон допил коктейль. До него вдруг дошло, что Пикар является единственным очевидцем событий, с которым он без страха обсуждает поруганную жизнь тысяч людей и жалкое ничто этой войны. Несмотря на то, что они по-разному пережили и прочувствовали эту заразу, унесшую несчетное число жертв, остаточные явления потревоженной психики – эдакие крошечные бомбочки, готовые в любую минуту взорваться, – давали о себе знать у каждого.

– Еще?

– Нет.

– Присаживайтесь.

– Я постою.

Пикар обогнул кухонную стойку и сел в кресло-качалку поближе к камину. Он наконец признался:

– Я сказал вашему другу Харпер, что могу свидетельствовать косвенно, опираясь на свои источники, особенно на показания сестры Терезы. Вы это можете сказать своим адвокатам.

Тайсон кивнул. Его душило любопытство, почему Пикар назвал Харпер его другом.

Пикар добавил:

– У меня нет цели уничтожить вас.

– За это я люблю художников и писателей, Пикар. Они всегда исполняют этот маленький ритуальный танец вокруг кучи дерьма, но никогда не наступают на нее, никогда не пробуют на вкус и даже не нюхают.

Пикар, наклонившись вперед, зашипел, как удав:

– Я увяз в дерьме по уши.

– Вы попали туда случайно. А когда зловоние испарилось спустя два десятка лет, вы решили поведать миру о своем военном опыте.

Пикар медленно раскачивался, а доски пола поскрипывали в такт, наполняя тихий дом звуками. Он сказал твердо:

– Я изложил на бумаге то, что видел и что слышал от свидетелей... Но иногда я думаю, что мне не следовало писать эту главу.

– Почему вы так считаете?

– Ну... это не... подтверждено документально... и ставит меня под удар как потенциального клеветника.

– Это не объяснение. Почему вам не нужно было писать эту главу?

Он ответил без колебаний:

– Потому что я не помог маленькому мальчику с оторванными гениталиями и потому что смалодушничал и не вставил этот эпизод в книгу. Потому что однажды ночью, когда коммунисты штурмовали позиции южновьетнамцев, я подыхал на глазах вьетнамских солдат, а их полковник добивал меня кулаками. И я тоже не посмел это вставить в книгу. Теперь я полностью осознаю, что вы это дело так просто не оставите. – Он смущенно поглядел на Тайсона. – Я, может быть, был излишне пристрастен к вам, как не мог быть пристрастным к себе.

– Спасибо, приятель! Отвечу тем же при первой возможности.

Пикар угрюмо ухмыльнулся.

– Зато вы воспели свои героические подвиги. В тот день, когда взорвался штаб и южновьетнамские войска начали наступление на цитадель, вы прославились, спасая раненых вьетнамцев под пулеметным огнем. Верно?

– Да. Было такое. Двое парнишек. Ракеты и снаряды рвались со всех сторон. Кто это оценит? Эти ребята даже не были американцами. – Пикар положил ногу на ногу и взболтал виски. – Вот если бы вы были писателем – разумеется, честным писателем, – то, наверное, рассказали бы о тех временах, когда от страха ходили в мокрых штанах. Думаю, что ваш взвод совершил немало такого, что составляет гордость армии, и мне, наверное, следовало бы сделать основной упор на героизм солдат.

– Что ж, возможно. Если вы увидите моих людей на расстоянии вытянутой руки, вспомните о тех вещах, которые сегодня открыли мне.

– Уверен, что вспомню. Но не знаю, принесет ли это пользу.

Тайсон, закурив сигарету, выпустил струйку дыма.

– Я пришел сюда, чтобы встретиться со свидетелем, Пикар, узнать, на одной ли войне мы воевали. Думаю, что я не ошибся в вас. – Тайсон затянулся поглубже. – У нас у всех есть секреты, и иногда мы делимся ими, потому что понимаем друг друга. Но, как правило, не рассказываем о наболевшем посторонним людям. Мы стыдимся того, что совершили, и боимся последствий. А в своем кругу мы можем говорить без обиняков и извинений. – Он поближе подвинулся к Пикару. – Я не говорю, что о случае в госпитале Мизерикорд нужно умалчивать, но я считаю, что вы не тот человек, из уст которого все это должно было прозвучать.

Пикар встал.

– Зато вы и есть тот человек.