Натали Варгас - Шарада мертвеца. Книга вторая

– «Петрушка на ярмарке», – прочитал заглавие маркиз и, пробегая глазами строки, принялся бормотать выдержки из текста: – Покупая лошадь, Петрушка просит цыгана помочь ему оценить ее… ссорится и убивает его, ударив палкой по голове… пытается вскочить на коня, но тот его сбросил… зовут врача, но тот не видит в Петрушке болезни… «Зачем такой врач, который болезнь определить не может?» – кричит Петрушка и насмерть бьет того по голове… – де Конн оторвался от строк. – Очень мило… Ярмарочные представления просто кишат народной мудростью! Так, следующая сцена – «Петрушка и невеста»… Ых… – молча дочитав первый лист текста, де Конн глянул на голову пересмешника. – А вы, наизлейший, приличным пройдохой будете! – произнес де Конн и глянул на Шарапу. – Черт возьми, что значит вся эта шарада?!

Красная перчатка слетела с руки. Деревянная голова Петрушки, ударившись о мраморный пол, раскололась надвое: в одной половине остались шутовской колпак с широко раскрытыми глазами, а во второй – искривленный в уродливой усмешке рот.

После восьми утра де Конн готовился к выходу, приняв бюргерский облик европейского врача. Шарапа, соблюдая все правила осторожности, арендовал для выезда карету у старого приятеля хозяина, тайного советника Хвостовского, жившего на берегу Крюкова канала.

Вид Аглинской линии, набережной, живущей людской суетой и снующими барками, матронами в сарафанах, высматривающих себе женихов среди ярких мундиров, присвистывающих торговцев киселем и калачами, всегда нравился маркизу де Конну. Еще учась в Медицинской академии, он сбегал сюда с Васильевского острова по плашкоутному мосту 24 24 Исаакиевский наплавной мост. Ныне не существует , приглашал юных дам в аустерии и проводил с ними теплые вечера под стенами лодочных спусков…

Так, плывя в приятных воспоминаниях, маркиз де Конн оказался перед воротами низенького двухэтажного дома во дворе Галерной. Стук в замершие ворота разбудил снегирей, и его эхо протрезвонило звонкими отголосками птиц в пустой улице. Минута ожидания. Оглянулся. Странное правило строить дома не выше ширины дороги и красить все в один цвет 25 25 В описываемые времена дома строились без мансард и были по большей части двухэтажными создавало странный эффект звенящего простора и тихой дремы одновременно.

«Как в обувной коробке, – подумал маркиз и вдарил тростью по дубовым дверям еще раз. С обратной стороны раздался сонный голос и шаркающие шаги. Он глянул на часы: девять утра. – Спящее царство».

– По какомуся делу? – в смотровое окошко ворот выглянула лисья мордашка маленькой старушки с неприкрытой, но тщательно причесанной головой.

– Ван дер Ди́кон, врач, – представился маркиз, усиливая акцент на голландский манер, – по личной просьбе господина Тилькова явился взглянуть на больное дитя.

Радостный вздох, суетливый шепот, поворот ключа, бряцанье засова.

– Всегда рады! – принялась раскланиваться маленькая горничная. – Проходите ше, ветер-то какой!

Маркиз приподнял высокую голландскую шляпу и слегка поклонился: вежливость по отношению к слугам открывает двери к тайнам, о которых даже хозяева не знают.

– Благодарю вас, сударыня. Господин Конуев дома?

– Как ше, как ше! – довольно ответила старушка, закрывая за гостем дверь на один замок, две щеколды и тяжелый дубовый засов. – Скоро чай собираются попивать… проходите ше!

Путь лежал через длинный узкий двор в сторону набережной. Весть о госте уже подняла дом на ноги, и белая гостиная наполнилась в ожидании раньше обычного. «Дикона» представили владельцам дома.

Стас Прокопич, хозяин, купец первой гильдии, на вид лет пятидесяти, человек крепкий и суровый. Одет по старинке: в батистовую рубашку и атласную жилетку. Волосы коротко острижены, по пробору выровнены и квасом примазаны. Рыжая голова его с близко поставленными круглыми глазами на широком бородатом лице с первого взгляда напоминала золотую пуговицу офицерского мундира, но сам он не сиял, был молчалив и даже как-то недоброжелателен: смотрел на гостя подозрительно, то ли с чувством превосходства, то ли отвращения. Хозяйка дома была полной противоположностью Стасу Прокопичу и сразу заслужила расположение маркиза. Лет двадцати пяти, приятно полненькая, с мелкими, аккуратными чертами лица, в веснушках и с крупной родинкой над левой бровью. Словоохотливая и любознательная, Евгения Яковлевна уже задала маркизу с десяток вопросов о господине Тилькове еще до того, как их как следует друг другу представили.

– Петр Георгиевич очень занят, – сухо отвечал де Конн, – таков сезон нынче в пансионе. Простудный.

– Конечно, голубчик, – хозяйка разливала чай и поглядывала на гостя с интересом и надеждой, – дружок мой совсем пропал из-за пансионных дел, братьям его ко мне за новостями обращаться приходится…

– Он вас частенько навещает?

– Да, из-за Поленьки, девочки нашей, – с этими словами Евгения Яковлевна покосилась на мужа, – второй годик как мучаемся.

– Знаю и надеюсь помочь вам всеми силами, – маркиз натянул выражение благодушия на свое каменное лицо. – У вас еще кто-нибудь в доме проживает, кроме слуг?

Хозяйка вдруг сжала губы. Уселась к столу, хлебнула чаю и молча принялась намазывать топленое масло на свежую булочку. Стас Прокопич шевельнулся, поморщился и нехотя прогудел из-под густых рыжих усов:

– Дочь моя здеся обитает, Татьяна, фря тутомная 26 26 устар. местная барышня, в смысле «вся из себя» . Она редко к нам выходит, в левом флигеле живет.

– Ах, вот как, – де Конн глянул на хозяйку. – Она вам помогает по хозяйству?

– Да какое… – пробурчала та. – Возраст вон, замуж выходить пора… и никак не идет… все в окно смотрит да женихов ждет.

Она вновь сделала паузу, бросив долгий взгляд на мужа. Тот уставился в окно, на туманную Неву. Молчание, треск огня в камине, постукивание блюдец.

– Я не то что к самой Татьяне придираюсь, – снова начала бурчать Евгения Яковлевна, – но место тутося плохое, темные воды. В прошлом году двое потопли прямо напротив, в Неве. А Муравьевы вон, соседи наши… что первый ихний казнен был по скверности природной, то и последний вон на похоронах простыть умудрился да помер. Вдова уж который год как дом продать пытается… с двумя сынками мучается… А по другую сторону тоже несчастье одно живет…

– Вы, Евгения Яковлевна, соседей в покое оставьте, – чинно перебил ее Стас Прокопич, – в каждой семье несчастья случаются.

– Вот и я о чем, – хозяйка нахмурилась. – Бросать дом надо! Нехорошо здеся. Соседи дурные.

– Дурно́вы… – вновь возразил хозяин. – Повторил те кока раз, журба 27 27 устар. ворчунья весноватая, Дурно́вы они…