Данила Решетников - Мои глаза открыты. Станция «Сибирская»

Эмоционально и импульсивно завершив речь с надрывом в тоненьком голосочке, мама угрюмо дожевала последний кусочек, запила его и нервно поставила чашу на место, отчего она рухнула на бок и закружилась. Пустая и беззаботная. Словно суслик во ржи, я замерла и с любопытством наблюдала за нею, пока бабушка не подняла ее и молча не наполнила из заварничка свежим чаем.

– Папа хотел, чтобы я бросила гандбол? – спросила я, задыхаясь.

Материнская ладонь коснулась моего локтя.

– Он и до сих пор этого желает.

Крепкий удар. «Лиза, держись», – убаюкивал меня внутренний голос. «Только не падать. Черт. 10,9,8,7,6…вот, вот, хорошо. Приходим в себя. Отлично».

– Внученька, ты лучше скажи, оладьи то вкусные? – отвлеченно и с радостной физиономией заболтала моя прародительница.

Всеми силами я рисовала улыбку.

– Очень, баб, – привстала я с деревянного стула и взяла тарелку в правую руку. – Спасибо большое. Я пойду, доем в свою комнату.

– А что там у тебя?

Внезапный вопрос тормознул меня у самого выхода с кухни. Я решила не оборачиваться.

– Ну,…сериал какой-нибудь посмотрю и все слопаю заодно.

– Тогда иди. Только не кроши там, хорошо?

Я выдохнула.

– Хорошо, баб.

Покинув утреннее застолье, я медленно кралась по узкому коридору. Через мгновение дверь в комнату оказалась передо мной и, подвинув ее босой ногой чуть вперед, я четко услышала пронзительный материнский крик.

– Лиза!

«Ну что еще?» – сетовала я про себя. Поставив тарелку на пол и закатив глаза, я с удрученным цоканьем вернулась обратно и встала на пороге, облокотившись на одну сторону. Мама снова кусала губу.

– Он все равно тебя очень любит, – дважды швыркнув, сказала она. – Не делай поспешных выводов.

«Любит. Конечно, любит. Роботов»

– Ты поняла, Лиз?

– Да, мам. Я поняла. Можно идти?

Бабушка равнодушно вышла из-за стола и подошла к раковине, чтобы помыть посуду. Мать отвернулась.

– Иди, – с горечью промычала она, сидя ко мне спиной.

Но задеть за живое меня ей так и не удалось. Услышав ожидаемый ответ, я пулей рванула в комнату, подняла по дороге оладьи и захлопнула за собою дверь. А потом растеклась по ней. Прижалась лицом. Закрыла глаза. «И почему он думает, что воспитывает игрушку?» – запротестовало мое сознание. «Отец хочет лишить меня всяких прав, вовремя дергая за нужные ниточки словно марионетку. Но ведь я человек! Мне 14 лет. У меня даже паспорт есть! Да и к тому же в нашей стране равноправие. Никакой похабной дискриминации. Или мне все-таки примкнуть к сообществу радикальных на всю голову феминисток?»

Отлепив себя от двери, я открыла глаза и с разочарованием на душе грохнулась на диван. «Корчить из себя Обломова», – подумала я. «Конечно, не стоит, но вставать и идти куда-то, сегодня, тоже не вариант» Склонив голову на бок, я заприметила, стоящий напротив, плазменный телевизор. Столик, на котором он разместился, состоял из трех полок. На самой верхней красовалась знакомая до боли приставка. «У бабушки есть пирс тв?», – бросилась мне в голову мысль, в то время как я, прищурившись, убеждалась в этом и отказывалась верить одновременно. Не переставая удивляться оформлению квартиры своей прародительницы, я подняла, вновь брошенные на пол, оладьи и поставила на диван. Отыскала пульт. Улеглась поудобней. Включила пирс, затем зомбоящик и решила скоротать денек за просмотром комедийного сериала – «Теория большого взрыва».

* * *

Я умирала со смеху, досматривая второй сезон. И хотя юмор в ситкоме был довольно-таки специфический, интеграция западного менталитета посредством тв, кино и литературы достигла полного его приживания. И мы, рожденные в конце 90х, нулевых и так далее уже никогда не будем восторгаться творчеством Леонида Гайдая, не уловим ход мысли Федора Достоевского, а как жить по потребностям не узнаем до следующей революции. Моя бабушка впервые сказала об этом, когда я прибежала домой с подругой, восхваляя новую комедию с Райаном Госслингом и пропуская шутки о голубых. «Как как ты сказала? Мужчины?», – делала она вид, что прослушала. «Девочка моя, это полный абсурд. Никогда их больше подобным словом не называй».

Поставив на паузу, я положила пульт рядом и кинула пустой взор в чистое большое окно. Незрелый грейпфрут, а скорее помело, плавно опускался за горизонт. «Неужто уже так поздно?» – изумилась я и вскочила, чтобы взглянуть на часы. Девять вечера! Одуреть. Я зевнула, сняла с гаджета блокировку и бросила его рядом с подушкой. Что ж, сегодня хотя бы расстилаться лишний раз не придется. Забыв про комедию на телевизоре, я нацепила на себя, валяющиеся на стуле пижамные шорты, накрылась тонким пледом в бежевую крупную клетку и погрязла в его нежных прикосновениях к коже. Телефон вновь был передо мной. Аккуратно вдев вакуумные наушники в маленькие ушные раковины, я поставила проигрыватель на «play», опустила веки и утонула в загадочно притягательной музыке одного зарубежного композитора – Ludovico Einaudi. Фортепиано. То, что я слушала с замиранием сердца.

Тихая и спокойная мелодия в три счета меня усыпила, будто медведица Умку, и в следующий раз глаза я открыла только ранним осенним утром.

* * *

Иногда нам хочется, чтобы некоторые моменты длились целую вечность, а некоторые прошли как можно быстрее. Но единственное, что на самом деле для нас незаметно – это сон. Все остальное мы, так или иначе, прочувствуем.

* * *

Good morning, my dear reader! 9 9 (С англ.) Доброе утро, мой дорогой читатель! Проснувшись сразу вслед за петушиными криками, со спортивным рюкзаком за плечами, ваша юная героиня уже протаптывала тропинку до ближайшей остановки маршрутного транспорта. Одетая сегодня по моде и по погоде, благо добрая часть ее гардероба, по велению волшебной материнской руки, также подверглась переселению. Небо над головой все обильней покрывалось злостными тучами, только и ждущими, когда нисходящие потоки воздуха сменятся восходящими. Воздух свежел. Я чувствовала это при каждом вздохе. Опасаясь незапланированной помывки, я рефлекторно перешла на более шустрый шаг.

Уже на подступах, я разглядела подъезжающий полный автобус. «Да ладно?! Там даже встать некуда!» – в полной мере отразилось на гримасе мое возмущение, и я просто окаменела, раскинув руки в разные стороны. И откуда такой ажиотаж? На электронных часах фирмы «Tissot» ярко горели цифры – 9:25. Тренировка в десять. Отвожу взгляд от запястья и начинаю активно, словно геодезист, осматривать окружающую меня территорию. Людей не было. Ветки деревьев неохотно тряслись, противно шелестя желтеющими по периметру листьями, а форточки, одна за другой, в прилегающих к дороге домах, постепенно захлопывались. «Ну вот!» – внезапно восхитилась я увиденным пустым транспортом. Трамвай в поле зрения. Закончив в нерешительности крутиться на месте, я устремилась на всех парах к его характерному скрежету. Ноги занесли меня внутрь, и моему возбужденному взору открылся пустующий, мягко говоря, неприятно пахнущий салон, не заполненный даже наполовину. Его основу составляли неопрятные пожилые граждане. Их можно понять. Возраст есть возраст. Я села на первое же попавшееся место возле дверей и слепила ладони, в надежде согреть их, между своими бедрами. Ехать все равно всего три остановки, а в запасе еще полчаса времени. Должна успеть.