Вадим Плугов - Нектар небес

Процедура отбора, или просто Отбор, заключается в том, что по достижении требуемого для перемещения сознания возраста юноша или девушка может получить извещение о своем зачислении в ряды скилпов. Скилп – название, придуманное неизвестным широкой общественности автором, в переводе, найденном в металлургическом словаре, с какого-то языка какой-то довоенной страны означает «лист или узкая полоса проката со скошенными боковым кромками для сваривания в трубу, штрипс». Что ж, подходит, пожалуй. Другой перевод этого слова – шлепок. В официальных документах такого человека обозначают ЛиДУТ – лицо, добровольно уступающее тело. Но это обозначение как-то не прижилось в повседневном языке. Скилп – явно звучит лучше. Скилпом становится юноша или девушка при прохождении Отбора, если его телом кто-то из богачей и (или) влиятельных людей заинтересуется и внесет за него солидный задаток. Скилп получает вместе с извещением предписание предоставить свое тело сотрудникам СЗП для его доставки в «Нектар небес», что «сизы» с радостью и делают, получая за это надбавку к заработной плате. Иногда скилпы-счастливчики возвращаются, потому что их тела забраковали (так бывает, если, например, заказчик выбирает сразу два тела, что стоит намного больше задатка, чем за одно обычное тело, но все же меньше задатка, чем за одно роскошное тело из «Олимпа совершенства», к тому же среди богачей это считается дурным тоном, поэтому практикуется редко). Или по каким-то другим причинам. Но это единицы. Отбор длится три месяца, и по достижении юношами возраста шестнадцати лет и десяти месяцев, а девушками возраста пятнадцати лет и одиннадцати месяцев Отбор прекращается, и молодежь, пережившая его без попадания в ряды скилпов, может дальше жить спокойно. На смену рубежу «шестнадцать – семь, пятнадцать – восемь» приходит рубеж «шестнадцать – десять, пятнадцать – одиннадцать», за которым следует обычная жизнь, но строгости школы и комендантский час за ее пределами продолжаются до восемнадцати лет, чтобы молодежь от радости не натворила никаких бед, а такие неприятные ей организации, как не имеющий к ней прямого отношения «Олимп» и имеющий к ней самое прямое отношение «Нектар», становятся лишь неприятным воспоминанием, чем-то далеким, с чем столкнутся их здоровые дети через много лет, – у тех из них, естественно, у кого они будут. Но до этого всего еще дожить надо.

Совсем другая ситуация у тех, кто все же попал в ряды скилпов. Те, чьими телами заинтересовались, почти никогда больше не возвращаются домой. Кроме тех единиц, забракованных уже в самом «Нектаре». В их родных городах и поселках никто после этого их не видит, а их внешностью наслаждаются жители столицы и анклавов богачей. Столицу защищают элитные бронепехотные дивизии «сизов», а не небольшие по сравнению с ними личные войска. Семьи этих скилпов получают приличную материальную компенсацию – хватит на два-три года обычной семье, но это, конечно же, не может ни в коей мере сравниться с потерей ребенка. Среди скилпов из «Олимпа» забракованных нет. Если вдруг заказчик по какой-то причине не принимает тело, его в тот же день или самое позднее на следующий продадут со скидкой какому-нибудь другому клиенту «Нектара». В желающих купить молодое шикарное тело подешевле недостатка, разумеется, нет. Все деньги, полученные от продажи тел скилпов из «Олимпа», поступают, естественно, также государству, поскольку и «Олимп» и «Нектар» являются государственными организациями. Частным фирмам такую работу не доверили. Такова официальная информация по этой самой деятельности. Вот, собственно, и все, что имеет отношение к ОЗС. Кроме одного.

Сегодня в пять часов сорок пять минут утра пятнадцать лет и восемь месяцев исполнилось мне.

Глава 2

Покончив с утренними процедурами, слышу скрип половиц в комнате деда, выхожу из нашего совмещенного санузла, или попросту ванной, и вижу в коридоре самого деда – высокого крепкого мужчину шестидесяти семи лет, мускулистого и в прекрасной для своего возраста физической форме. Широкое вытянутое лицо, заканчивающееся лысиной на макушке в обрамлении коротко стриженных седых волос, темно-карие глаза, всегда смотрящие острым, цепким и пронзительным взглядом одновременно, сейчас просто заспанные. О наступающей, не побоюсь этого слова, рубежной для меня дате, обведенной моей рукой черным кружочком на нашем настенном календаре на кухне, дед, разумеется, прекрасно знал – и за прошедшую ночь, как мне кажется, тоже мало спал. Дед и я одеты одинаково: в старых футболках и спортивных штанах, а на босых ногах потертые тапки. Мы здороваемся, и я пропускаю деда в ванную, где уже включен мною свет. Дед заходит и закрывает за собой дверь, а я иду на кухню по прямому коридору с выцветшими желтыми обоями и скрипучими досками под потертым темно-коричневым линолеумом. Полы в нашей стране скрипят даже у успешных конструкторов.

Захожу на кухню, которая является небольшой, но очень уютной комнаткой в углу дома, так что оба окна, прикрытые желтыми маленькими, опять же выцветшими занавесками, выходят на разные стороны света. Справа от входа – белый здоровый холодильник, старенький, но надежный, за ним вдоль правой стены столешница с ящиками снизу, посередине которой электроплита с вытяжкой сверху, над столешницей также ящики, прикрученные к стене, напротив входа – окно, сквозь занавески которого угадывается наступление утра. Светает. Справа от окна в дальнем углу стены стоит шкаф, забитый всякими вареньями да соленьями, оставшимися от бабушки. Мы с дедом всего этого не едим, а выбросить жалко. Такой вот чемодан без ручки. На этом шкафу стоит небольшой старый телевизор.

Напротив шкафа в левом дальнем углу комнаты огромный деревянный сервант, почерневший от времени, слева от входа раковина и краны с холодной и горячей водой, а за ней – вешалка с полотенцами, отгораживающими раковину от сушилки для белья, стоящей в левом ближнем углу. Между старым черным сервантом и сушилкой стоит кухонный стол с четырьмя табуретками, по две с каждой стороны. Перед столом еще одно кухонное окно с точно такими же занавесками, что и на том, что напротив входа на кухню. Вся кухонная мебель бледно-желтого цвета. Все шкафчики, кроме того, что с соленьями-вареньями, и сервант забиты всякой кухонной утварью. Стены кухни отделаны желтыми кафельными плитками, а пол – темно-коричневыми. Оттенки такие же, как и у обоев в коридоре, но плитка не выцветает. С белого потолка с абажуром приятного на вид оттенка оранжевого цвета свисает люстра с негорящей лампочкой, которую я включаю, наполняя кухню светом.

Заливаю холодной водой из-под крана электрический чайник, втыкаю его штепсель в розетку и включаю кнопку нагревания. Достаю из холодильника продукты, ставлю сковородку на электроплиту, включаю ее и начинаю готовить завтрак – нашу любимую яичницу с кусочками курятины, луком и сыром.