Иви Позитиви - Задним числом. ДжазЭкшн в трьох отделениях

– «Почему у тебя одна нога 41-го размера, а вторая 45-го?

– А у меня дед воевал».

– Ну, Марь Ванна, – игриво браня пальцем, смеялся директор, – вам надо в камеди «Вумэн» выступать или на «Рассмеши гномика».

Рассчитывая на бурный смех, после типа я перепутал комика с гномика, директор, глупо улыбаясь, ждал на заслуженную похвалу в остроумии. Марь Ванна и впрямь хотела взорваться смехом, но из темноты коридора вышел учитель музыки Клеопатр Акакиевич Грай. Приподнятое настроение сменилось напряжением. Марь Ванна отвернулась, нервно закашлявшись. Эраст Эдуардович строго взглянул на учителя музыки, который, как оказывается, не давал Марь Ванне проходу. За что и был уволен, когда посреди урока при всём классе признался ей в любви, причём так страстно, что исцеловал бедной учительнице все ноги.

– Я пришёл за своими инструментами…

Клеопатр, поздоровавшись, стоял в ожидании привет или пока. Не дождавшись ни того ни другого, экс-учитель музыки поправил очки и, дико извиняясь, сошёл с места. Но, не сделав и пару шагов, остановился, посмотрел на свою любовь и сказал страстным шёпотом:

– Ты все равно будешь моей!

– Клеопатр Акакиевич! – строго сказал директор. – Вас заждался контрабас.

Проводив взглядом бывшего учителя, Эдуардович повернулся к Марь Ванне и, заглянув ей в глаза, спросил:

– Все хорошо?

– Я согласна.

– Вот и ладненько! – заулыбался директор и, вытащив блокнот, оторвал листок, где были записаны фамилии лоботрясов, которым надо завысить оценки.

Взяв листок, Марь Ванна бегло пробежалась по фамилиям и, тяжко вздохнув, посмотрела на директора.

– Марь Ванна, родненькая, – улыбаясь, сказал директор, молитвенно сложив ладони.

– Только ради вас, Эраст Эдуардович, – сказала Марь Ванна и, пожелав всего хорошего, пошла в учительскую.

Сказав про себя «Ес», директор пошёл к себе в кабинет, но, вспомнив, развернулся и окрикнул Марь Ванну.

– Я совсем забыл сказать…

– К нам едет ревизор, – решила пошутить Марь Ванна и попала в точку.

В школу действительно ехала проверка. Вернее, инспектор по инновациям и реформам образования.

– Не с проверкой, а, как сегодня модно говорить, для мониторинга учебного процесса, – кивая головой, саркастично сказал директор.

– Будем молиться, что не введут тринадцатый класс, – в тон директору иронизировала Марь Ванна.

– Вы так же шутили про одиннадцатый и двенадцатый класс.

– Да бросьте, это совпадение.

– Ой, я извиняюсь, – вытащив телефон, сказал директор.

Пока директор открывал «SMS», которое сообщало, что на его банковскую карту перевели деньги, Марь Ванна перевела взгляд на стену, где кто-то нацарапал: «Цой жив». «Неужели его кто-то ещё помнит?», – подумала фанатка группы «Кино». Затем в глаза бросилась нецензурная надпись, утверждающая, что любой, кто слушает «РЭП» рифмуется с именем Тарас. Щадя свой мозг, Марь Ванна перевела свой взгляд от стены в окно, из которого открывался вид на аллею, ведущую в школу. Аллея лежала в живом коридоре тополей и классика: перевёрнутые урны с мусором и сломанные лавочки, на ремонт которых столяры давно махнули рукой. Вся школа была на уроках. Рай школьной тишины дополнялся майским солнцем, щедро залитым во все окна. Вдали аллеи нарисовался силуэт высокого мужчины, шагающего по направлению к школе. По мере приближения силуэт все больше и больше приобретал очертания импозантного мужчины в костюме цвета мороженого. Когда же мужчина приблизился настолько близко, что можно было разглядеть ямку на его подбородке, то Марь Ванна чуть не упала в обморок. К школе приближался высокий зеленоглазый шатен. Не веря своим глазам, Марь Ванна перевела взгляд от окна снова на стену, из которой ей бросилась в глаза яркая надпись: «Марина я тебя люблю».

– Этого не может быть, – неслышно прошептала Марь Ванна.

– Что? – все-таки услышал директор.

Придя в себя, Марь Ванна вопросительно посмотрела на директора. Тот, в свою очередь, переспросил, все ли у неё хорошо и, получив утвердительный кивок головы, открыл рот, чтобы сказать потрясающую новость. Марь Ванна снова посмотрела в окно. Мираж исчез. Печалька.

– А вот и мы, – глядя в горизонт коридора, иронично пропищал директор.

– Кто это мы? – переспросила Марь Ванна, пытаясь разглядеть, кто идёт по коридору.

– Штирлиц идёт по коридору, – протянув руку директору, сказал инспектор, решив начать знакомство с шутки.

– Знакомьтесь, Марь Ванна, – фальшиво изображая радость, сказал директор, – инспектор по инновациям и мониторингу, Тарас Ананич Сладенький.

Открыв рот от изумления, Марь Ванна смотрела на мечту всей своей жизни: высокого зеленоглазого шатена в костюме цвета мороженого. Не помня себя от счастья, Марь Ванна протянула руку, которая тут же утонула в жарких ладонях инспектора.

– Тарас Ананич молодой и перспективный, – сыпал комплименты директор.

– Это прекрасно, – лепетала Марь Ванна, заворожено глядя инспектору в глаза, как девочка.

– Так сказать, новая волна образовательной номенклатуры.

– Это восхитительно, – словно молодая Джульетта, говорила Марь Ванна.

– Тарас Ананич будет проверять оценки выпускников.

«Это ужасно», – подумала Марь Ванна. Но вслух продолжала тараторить: «Это чудесно», «Это потрясающе», «Это приятно», думая при этом, как скрыть своё преступление и заполучить зеленоглазого красавчика.

Желая остановить поток незаслуженных комплиментов с ярко выраженными нотками грубой лести, зеленоглазый шатен, нежно взял Марь Ванну за локоть и жарко опалил ей ухо знойной хрипотцой:

– Разрешите, я буду называть вас просто Мария.

– Разрешаю, – пролепетала Марь Ванна, голосом девушки семнадцати лет.

– Все равно ты будешь моей, – услышал инспектор. – Ой…

– Клеопатр Акакиевич, – строго сказал директор.

Ухо инспектора горело от страстного шепота.

Коцарский и Кексинович были закадычными друзьями с первого класса. Подружила их общая беда под названием Серёга Симоненко. Появился он во втором классе. Оставленный на второй год здоровенный бугай с лицом орангутанга терроризировал весь класс с первого дня своего появления. Сначала он передёргал всех девчонок за косички. Дальше пошёл естественный отбор среди мальчишек. Коца и Кекс (те самые Коцарский и Кексинович) были последним звеном в пищевой цепочке, и так продолжалось до тех пор, пока в школьной столовой они не подсыпали в свой компот слабительное. Дав слабакам подзатыльники, Серёга сначала забрал у них еду, а потом оставил без компота. Для вида изобразив обиду, Коца с Кексом наигранно заплакали, смеясь про себя, когда Симоненко обзывал их плаксами. Дальше начался урок, посреди которого Серёга потянул руку, умоляя учителя, выпустить его на пять минут.