Иви Позитиви - Задним числом. ДжазЭкшн в трьох отделениях

– Одна нога здесь, другая там, – обещал Серёга.

– Урок музыки – это святое! – дрожащим голосом сказал Клеопатр Акакиевич. – А если бы Бах отвлекался по пустякам, когда писал свою бессмертную седьмую симфонию?

Певун (такую кличку дали учителю музыки) – единственный учитель в школе, который ни за что и никогда не отпускал со своих уроков. Коца и Кекс знали, когда подавать компот. Сначала принюхался Певун, а потом класс обернулся и посмотрел на Серёгу Симоненко, который, выпучив глаза, пытался обратить необратимое. С тех пор Серёга притих аж до выпускного класса. Пару раз он пытался восстановить права лидера, но Коца и Кекс быстро напоминали ему компот, и Серёга под общий хохот тушевался и так просидел в тихонях до выпускного класса. С тех пор Кекс и Коца прослыли школьными приколистами, чьи выдумки сорвали не одну контрольную. И вот теперь наступило время для их лебединой песни. Приколисты задумали оставить после себя такую память, поворошив которую, на душе станет легко и весело. Прогуляв урок, Коца и Кекс зашли в женский туалет и, перехихикиваясь, приступили к подготовке прикола. После случая с Серёгой, хохмачи сделали много чего весёлого. То добавили надпись: «Подождите учителя», к дорожному знаку: «Школа. Проезжайте тихо, не убейте ребёнка». Если классу не нравился какой-то учитель, то Коца и Кекс знали, что делать. Например, ручку двери намазать вьетнамским кремом-бальзамом «Звёздочка», а если вообще доставал, то дверь снимали с петель, и при открытии она падала на учителя. Стул не забывали посыпать мелом, а на стол рассыпать чёрный молотый перец. По мере взросления шутки ставали более изощрённые. И тут ребята перегнули палку и вернули авторитет Серёге Симоненко. Как говорится, полезли туда, куда очень хотели, но не знали как. Самая красивая девчонка в классе, Катрин, сводила с ума не только всех парней, а и учителей мужского пола. Красивой блондинке с голубыми глазами стоило взглянуть или поманить пальчиком, и все было так, как ей хотелось. Любая оценка и прихоть выполнялась мгновенно. Никто даже не смог предположить, что над королевой красоты можно подшутить. Коца и Кекс решили дерзнуть. Жизнь приколистов испортила обычная прищепка, к которой была привязана нитка. Прищепку, незаметно прикрепили сзади подола юбки, а нитку закинули на плечо ближе к груди.

– Что это за фиготень, – потянув нитку, сказала Катрин и явила классу свои прекрасные белые трусики в красную клубничку.

Серёга Симоненко сразу поймал момент. Подбежав к диверсантам, он треснул их лбами, и повалил на пол. Дальше началось самое страшное. Взяв швабру, Катрин подошла к горе-приколистам и начала избивать бедолаг не по-детски. Никто не решался остановить Катрин. Особенно парни, которые выпучив глаза, уставились на подол юбки, который все ещё оставался задранным. Когда переломалась швабра, Катрин велела Серёге Симоненко поднести два ведра с грязной водой. Но облить «шутников» грязной водой было мало. Взглядом, велев Серёге надеть на головы несчастных ведра, Катрин начала по ним барабанить обломками швабры, и неизвестно насколько далеко бы она зашла, если бы в класс не зашёл Певун.

Выхватив обломки швабры, учитель музыки велел всем замолчать и немедля сесть за «патли». Сев за парты, которые имел ввиду учитель, класс никак не мог успокоиться. На истерические крики учителя Коца и Кекс поднялись и, не снимая вёдра, сели за «патли».

– Молчать!!! – плюясь, крикнул учитель, но класс не унимался.

Сняв с пострадавших вёдра, Певун ещё раз крикнул настоятельную просьбу сделать тишину. Класс никак не мог «заглохнуть» и, несмотря на классические угрозы вызвать директора и поставить всем неуд за поведение, «ржу не могу» продолжалось. Заметив, что его тайком снимают на телефоны, Певун незаметно поправил причёску, проверил ноздри и ширинку, и «О, ужас!», – громом разразилось в его голове. Взглянув на Катрин, которая в отличие от остальных не села на своё место, Певун, невнятно пробубнив просьбу сесть за парту, повернулся к доске, якобы написать тему урока. Стоило ему обернуться, как класс накрыла новая волна смеха. Кекс и Коца переглянулись, и заговорщицки улыбнулись своей проделке приклеить учителю на спину клочок бумаги с надписью: «Я Супер Лох!». Но Клеопатру Акакиевичу было плевать на смех – главное быстро застегнуть ширинку. Но молния не спешила подчиняться из-за «хозяйства», которое, помня клубнику на белоснежных трусиках Катрин, стояло как стрелки часов, показывающие на циферблате без пяти двенадцать.

Вдруг стало чудо – класс затих. Нервно дёргая змейку молнии, Певун с ужасом осознал, что с ним третий раз здоровается директор школы. Облегчённо вздохнув, когда от властного голоса директора «хозяйство» улеглось, Певун резко дёрнул молнию – и змейка поломалась.

– Что тут происходит? – выйдя из-за спины директора, поинтересовалась Марь Ванна, взглядом сверля Певуна, который продолжал стоять ко всем спиной и дёргал молнию, делая руками манипуляции неоднозначного толка.

Услышав голос своей возлюбленной, Клеопатр силой мысли пытался перевести стрелки циферблата на полшестого, но, увы, любовь – это всегда без пяти двенадцать. Сделав три коротких вдоха и выдоха, Певун развернулся и, глядя на Марь Ванну, как испанский тореадор, кинулся к ногам своей любви, не обращая внимания на класс. Дальше все было прекрасно и грустно. Сделав страстное признание в любви, Клеопатр навсегда лишился своей возлюбленной. Во-первых, во-вторых, и, в-третьих, его выгнали с работы. Но сможет ли это остановить тайфун любви? Любовь Клеопатра смешила Марь Ванну, но когда Певун расцеловал ей ноги, забавы кончились, и началась тревога. Марь Ванна избегала Клеопатра Акакиевича, а теперь она его боялась, и не зря. Не прошло и три дня после его увольнения, как он снова появился. Как всегда, восьмой или тринадцатый раз, проснувшись по малой нужде, Марь Ванна, вернувшись с уборной, в ужасе обнаружила в своей постели сгусток волосатой плоти мужского рода, намеренной проникнуть туда, куда ни-ни. Раскрыв одеяло, Марь Ванна заголосила на всё общежитие, перекрикивая страстные признания в любви, которые с пеной у рта изливал Клеопатр. На сей раз «Ромео» перестарался. Приехала полиция, завели дело, и Клеопатр пошёл на сделку. Марь Ванна предложила забрать заявления в обмен на то, что Клеопатр выедет из города и никогда не вернётся. Выйдя на свободу, Певун выдумывал причины, по которым не может вот так сняться и уехать. То требуется уплатить долг за коммуналку, то не на кого оставить кота, надо подождать, и тому подобные сказки. Единственной правдой было то, что у Певуна нет денег. Однако, что касается оставить Марь Ванну в покое, Клеопатр был человеком слова. Держал, как и обещал, пока не встретил возлюбленную в школьном коридоре. Вот тут он не смог удержаться, когда на его глазах красивое существо без единого дефекта заигрывало с его возлюбленной. Но это был миг слабости, после которого Клеопатр, извинившись, испарился. В городе об учителе музыке никто не слышал уже больше месяца.