Кара Килема - Тени. Разум

– Ну, по крайней мере, не этого я ожидала от двух подростков.

– Я не подросток, – Женя дернулся, но схватился за стакан и удержался от размахивания руками.

– Пф-ф-ф! Ну да, конечно! – тетя Ира специально рассмеялась особенно громко, чтобы показать, насколько нелепым она считает это утверждение.

– Мне двадцать! Я отслужил в армии! – Женя подпрыгнул на стуле от негодования вместе со стаканом.

– Это еще ни о чем не говорит, – фыркнула тетя Ира. – Вот если бы работу себе нашел или хотя бы вернулся на учебу, то да, я бы согласилась, что ты взрослый. Но ты херней какой-то страдаешь, сидишь на шее у родителей. Тебя там походу в фонтан молодости макнули, потому что ты вернулся еще младше, чем уходил.

– Я подрабатываю! К тому же я сразу сказал, что летом после армии хочу отдохнуть.

– Лето закончилось! – на этот раз на стуле подпрыгнула тетя Ира.

– Я ищу работу! – насупился Женя.

– Да? Я вижу, как у тебя пальцы трясутся от бесконечных поисков! – тетя Ира поджала губы, словно хотела не продолжать, но все же добавила: – Я стараюсь лишний раз не резать по живому, но иначе до тебя, видно, не доходит. У твоего образа жизни может быть две причины. Первая – это то, что ты еще ребенок, которому надо дать хорошего пенделя. Вторая кроется в не самом хорошем семейном анамнезе… Ты понимаешь, к чему я?

Женя пулей выскочил вслед за Юлей, даже не завязав шнурки, и понесся подальше от душеспасительного разговора. В подъезде форточки держали открытыми, было свежо, но снизу поднимался сигаретный дым.

– Ты фишку не рубишь. Есть Моне, а есть Мане, и они оба художники.

– А кто из них Клод?

На втором этаже курили Костян и Витек. Они жили вместе со своей бабушкой, раньше учились на класс старше Жени, но ушли в ПТУ, а сейчас работали на заводе. Эти ребята обладали невероятной суперспособностью одним своим видом превращать любое место в радиусе ста метров от себя в рабочую окраину. И хотя они родились и выросли в интеллигентном и экологически благополучном Приморском районе, их суровые лица, высеченные из камня, прекрасно бы смотрелись при въезде в Купчино.

– Здарова, Женек, – сказал Костян, когда Женя протянул руку. – Че там у вас произошло?

– Да ничего… – пожал плечами Женя. – А что?

– Просто тут минут пятнадцать назад промчалась Юля с точно таким же негодующим видом… Только злее.

– Ага, намного злее, – закивал Витек. – В последний раз я видел ее такой свирепой, когда она Вовану… – Витек резко замолчал, поняв, что сболтнул лишнего.

– И че там с Вованом? – лицо Жени приобрело несвойственное холодное выражение, достойное профессионального инквизитора.

Вована Женя не переносил на дух. Он бесил его абсолютно всем – и рожей, и привычкой коверкать имя на блатной манер, но особенно глубоко отвратительна ему была манера здорового двадцатитрехлетнего лба встречаться с малолетками, что Вован и делал. Пару лет назад он положил глаз на Юлю, которая как раз начала превращаться из милой девочки в очень вредную, но крайне привлекательную девушку. Юля, к счастью, не была дурой и Вована отшила. Потом еще раз, потом опять – Вован не блистал интеллектом, но упорства было предостаточно, и он при каждой встрече пытался подкатить к ней яйца. Все закончилось тем, что Юля не выдержала и пожаловалась маме. Лера в этот же час нашла Вована и при всем дворе, основательно надавав оплеух и толкнув в лужу, сказала, что если он не отвалит от ее тринадцатилетней дочери, то она посадит его как педофила, и зэки из его жопы ржавыми заточками сделают Марианскую впадину. Это сработало, Вован отвалил, казалось бы, навсегда. Но, видимо, ситуация поменялась.

Витек помялся, но увиливать не стал.

– Ну, он подкатил к ней неделю назад, сказал, типо, ей уже шестнадцать, давай замутим… Все такое… А она ему со всего размаху по яйцам дала… Он так орал, что я думал, их размозжило к херам собачьим.

– Да, мы видели, – кивнул Костян. – Знатный удар был. И нафига ей балет, лучше б шла в рукопашку, такой талант пропадает.

– Так, а почему я об этом узнаю только сейчас? – возмутился Женя и как можно строже посмотрел на братьев.

– Так тебя дома никогда нет. Ты где-то пропадаешь, о старых корешах не вспоминаешь и еще удивляешься, что тебе забывают доложить о событиях недельной давности, – пожал плечами Костян. В этом жесте было больше чем в словах, он ясно дал понять: «Мы, конечно, благодарны, что ты помогал нам всю учебу, но твоими холопами это нас не делает».

– Справедливо… – мрачно кивнул Женя. – Ладно, пацаны, я побегу, но если че-то такое еще будет, скажите.

– Да не вопрос.

Женя лихо вылетел из подъезда, спугнув стайку сонных голубей, и, преодолев десяток метров, резко остановился. Негодование, с которым он выбежал из квартиры, и злость на Вована уступили место странному смятению и зудящему ощущению не пойми чего. Женя осторожно оглянулся на зеленую дверь подъезда. Дверь как дверь, обшарпанная и старая, со сломанным пару недель назад домофоном. Женя потоптался, чертыхнулся и, бубня под нос ругательства в собственный адрес, пошел обратно. Он не мог вот так просто уйти и не проверить.

В подъезде было неожиданно тихо, видно, братья успели докурить и вернуться в квартиру. Шум с улицы тоже не доносился. Дверь за спиной с силой захлопнулась, и Женя остался в полутьме предбанника. Он всмотрелся в темный угол, ради чего и вернулся.

«Ты мнительный шизик с разгулявшимся воображением, ничего там нет», – сказал он сам себе, но продолжил напрягать зрение.

Дело было даже не в том, что ему что-то почудилось, когда он пробегал мимо. Женя ничего не увидел в темноте, но вот она сама показалась какой-то не такой. Он потер глаза и всмотрелся внимательнее. Самая обычная темнота… Просто отсутствие света… Или нет? Женя протянул руку. Рука дрожала. Где-то в тридцати сантиметрах от кончиков ногтей должна была быть пыльная стена, но что если вместо нее пальцы коснутся вязкой жижи или волосатой зубастой морды или почувствуют горячее дыхание кого-то очень высокого, кто, затаив тощую диспропорциональную фигуру во мраке, вынужден чуть присогнуться из-за низких потолков хрущевки?

Женя подумал, что даже если в темноте скрывается что-то безобидное, то все, что он знал о мире, рухнет, если сейчас на него наткнуться, и он выйдет отсюда глубоко сумасшедшим.

Пальцы медленно прошли сквозь густую тьму и уперлись в стену.

«Женя, ты дебил».

Он шустро достал телефон и посветил – просто стена. Фыркнув, Женя вышел на улицу.

Оказавшись у перекрестка, он понял, что понятия не имеет куда идет. Планов не было никаких. То есть был план поискать работу, но Женя совершенно не желал возвращаться домой и продолжать общение с тетей Ирой. Никаких грандиозных событий вроде как не намечалось, а болтаться подобно говну в проруби тоже не хотелось. Женя был не прочь побегать, душа жаждала скорости и движения, но кроссовки остались дома, а после бурной ночи бегать было не столько трудно, сколько опасно. Давление и без нагрузок еле-еле приходило в норму.