Светлана Яковлева - Город Мёртвых. 2 том

– Новые люди у нас появляются нечасто, – отозвался Роман Александрович, пристроившийся возле выхода на стуле. – Разнообразить общение тоже иногда не помешает…

Принесённый им откуда-то стул выглядел крепким, такой бы у меня сломать вряд ли получилось. Закинув ногу на ногу, доктор листал какую-то тетрадь, внимательно изучая содержимое. Скинув свой халат, он вновь резал глаз ярко-красным свитером, который действовал на мои расшатанные нервы исключительно раздражающе.

– К тому же, если бы я оставил эту обязанность тому, кому ты первоначально была поручена, про тебя бы не вспомнили до следующего дня. У них тут дел и без того хватает. Только я вот, – он хмыкнул, – условно свободен.

– Условно свободен? – скептически повторила я за ним, прикидывая, что у доктора, должно быть, в нынешних условиях дел хоть отбавляй.

– Не боевая единица. Из этого дома я выбираюсь редко и лишь по очень весомым поводам, – не отрываясь от чтения, деловито пояснил мой собеседник. – Многим это не нравится – ну, да и чёрт с ним. Меня другое совсем интересует…

Стекло звонко перекатывалось по полу, слегка поблёскивая в слабом свете, что лился из неплотно заколоченного окна.

– С кем у вас война?

– Со всеми, – неожиданно честно признался мужчина, оторвавшись от чтения. – После диверсий в эвакуационных лагерях никто больше никому не верит. Те, кто спасся, сбились в группы «по интересам» и теперь пытаются обустроить жизнь по-своему. Естественно, что конфликтов зачастую не избежать. Среди нас большинство – бывшие военные, нам проще соблюдать нейтралитет по праву сильнейшего, нас боятся. Пытаемся налаживать отношения с другими и держать связь. Собственная субординация, честно сказать, иногда трещит по швам, но пока жив Командир… всё будет незыблемо.

– Что за диверсии? – заинтригованно спросила я, так и застыв с веником посреди комнаты.

– Говорят, источники воды были заражены. Эвакуированные жители, армия – все пили эту воду. А дальше… кому-то повезло больше, а кому-то меньше.

– Но, – уставившись на своего собеседника, я нахмурилась, – кто мог сделать такое?! Зачем? Для чего?

– Неизвестно, – скучающе ответил Роман Александрович, задумчиво теребя клетчатую страницу. – Поэтому-то все и перекладывают вину друг на друга, строят бесконечные догадки. По мнению гражданских – виноваты военные, правительство, президент, Масонская ложа, ну и так далее по списку. Чуть ли не пришельцы с Марса. До абсурда доходит иной раз…

– А американцы?

– Американцы в первую очередь, – одобрительно ухмыльнулся мужчина.

– Разработанное кем-то биологическое оружие, или всё же уже существовавший вид?

Мужчина не ответил мне и вновь уткнулся в тетрадь в смутно знакомой синей обложке. Однако, решив не уходить далеко от темы разговора, я нетерпеливо поинтересовалась:

– А что думаешь ты?

– Я не знаю, – помотал он головой. – Разве можно кого-то обвинять столь голословно?

– Даже пришельцев? – улыбнувшись, не удержалась я.

Роман Александрович поджал губы, тщетно подавляя улыбку.

– Даже их, родимых…

Кажется, лёд тронулся. Облизнув пересохшие губы, я навострила уши.

– Ты знаешь, как передаётся вирус? – сыграла я в дурочку.

Но моя хитрость не сработала. Поправив очки, мужчина поднял на меня полное серьёзности лицо. Зрительный контакт длился довольно долго, и я не могла нарушить воцарившуюся тишину, у меня словно язык к нёбу примёрз от исходившей от него холодности.

– Вот ты взрослая, умная девушка, – медленно проговорил он. – Неужели непонятно, что не на все твои вопросы я могу ответить? Я не могу тебе ничего рассказать. И дело даже не в том, что не обладаю какими-либо знаниями, а в том, что мне запрещено выдавать тебе тайные сведения. Даже несмотря на то, что ты уже многое поняла сама.

Вновь обратив внимание на тетрадь, я досадливо поморщилась, различая свой почерк. Значит, всё-таки не показалось – это действительно был мой дневник.

– Откуда у тебя мои записи? – процедила я. – Отдай!

Я требовательно вскинула руку и замерла, не договорив, запоздало осознавая, что требовать от него что-либо было несколько бесполезно в моем положении. Вспышка возмущения, рвущаяся наружу, начала назойливо пульсировать в моей голове. Я стиснула ладонь в кулак, стараясь удержать себя в руках, но сердце уже предательски забилось, всё гоняя и гоняя разгорячённую кровь по моим сосудам.

– Командир передал это мне, попросил разобраться, – спокойно пояснил доктор, разглядывая меня поверх очков. – Я изучу и верну. Обещаю.

Моё лицо сперва побледнело, а затем неминуемо покраснело, когда я припомнила, что туда в последнее время записывала помимо своих «научных» изысканий. После того, как мне пришлось полностью переписать утраченный дневник, я позволила себе слишком много вольности в повествовании. Мне стало дурно. Я сделала пару несмелых шагов по направлению к своему надзирателю, чтобы увидеть, на каком месте моих записей он остановился. Веник выпал из моей руки и глухо шлёпнулся о пол.

– Не читай! – довольно резко попросила я, не осмеливаясь подойти и вырвать тетрадь из его рук.

Озадаченный мужчина взглянул на меня с подозрением.

– То, что там написано, не касается ни тебя, ни кого бы то ни было ещё! – я быстро-быстро глотала новые порции кислорода и чувствовала, как у меня подкашиваются ноги.

Меня повело. Перед глазами стремительно поплыл красный свитер, а удивлённое лицо доктора и вовсе потеряло чёткость. Нужно было присесть на кровать… Тяжело дыша, я сделала пару шагов назад и тут же сложилась пополам. Меня вырвало фактически желчью и тем, что ещё не успело перевариться с недавнего приёма пищи. Посчитав счастливой случайностью то, что я всё ещё стою на ногах, я поначалу не заметила удерживающих меня рук. Роман Александрович помог мне добраться до кровати. Упав на жёсткий матрас, я быстро повернулась на бок, чтобы при случае край кровати был в максимальной доступности.

Доктор, слегка обескураженный произошедшим, осторожно склонился надо мной и, взяв меня за руку, померил пульс.

– С тобой раньше такое происходило? – быстро спросил он, ощупывая мой лоб сухой тёплой ладонью.

Я подняла на собеседника удручённый взгляд.

– Это всё овсянка виновата, – слабо проворчала я, прекрасно понимая, что овсянка здесь, скорее всего, ни при чём.

Роман Александрович замер, внимательно посматривая на меня исподлобья.

– Сколько по времени тебя уже тошнит? – последовал вопрос из разряда «не в бровь, а в глаз».

– Да всего-то пару дней, – неохотно отозвалась я, отворачиваясь.

Холодный взгляд мужчины никак не располагал к откровениям. От его близкого присутствия мне становилось очень неуютно и даже боязливо.