Игорь Денисов - Неоправданная жестокость

– Литвинов застрял в девяносто пятом.

Он отошел в угол балкона, где на старом холодильнике стояла пепельница, раздавил окурок.

– Да. Застрял. И не он один. Девяностые будто бы остались позади… но на самом деле они закончились только вчера. А может, и не закончились вовсе.

Виктор поморщился.

– Слушай, все это очень скучно. Бесприбыльные сделки, криминал, заказуха. Я прекрасно знаю, в каком мире живу. Я хочу только одного: не иметь с такими людьми ничего общего.

– Литвинов не прекратит попыток навязать тебе партнерство. У тебя твердая позиция. А у других?

– Андрею я доверяю.

– Андрею и я доверяю. А Слава?

– Мы со Славой уже все обсудили. Я держу его в ежовых рукавицах.

– Пока он при тебе. Но чем Слава занимается в деловых поездках? С кем встречается? Ломать Славу Литвинов не станет. Он тебя знает и опасается. Но, скажем, купить?

– И что? Слава выдаст на меня компромат? На меня нельзя ничего нарыть. Я чист.

– Через Славу Литвинов может узнать, что для тебя важнее всего на свете. Что не деньги и не выгода – он знает. Но как только поймет, что дороже всего на свете тебе жена и дети…

– Он на это не пойдет. Из-за нескольких сотен тысяч долларов? Нет.

– Виктор, Литвинов может пойти на крайние меры и из-за меньшей выгоды. Такая у него натура. На словах этого не объяснишь. Но ты ведь встречался с ним, смотрел Литвинову в глаза. Ему плевать, что времена меняются.

– Я думаю, он не так уж опасен. Иначе его бы давно пристрелили.

– Ошибаешься. В девяностые выжили как раз самые подлые. Те бизнесмены и политики, которых заказали или посадили в девяностые, просто невинные овечки по сравнению с теми, кто сейчас ведет бизнес или заседает в правительстве.

– Слушай, Миш, а зачем ты мне это говоришь?

– Чтобы ты вел себя осторожнее.

– Тебя так волнует моя жизнь?

– Ты мне нравишься, Виктор. Я знаю, ты хороший мужик.

Виктор усмехнулся.

– Да? Пока я заметил только, что тебе нравится моя жена.

– Ну и что? Я ей тоже нравлюсь. Это не имеет значения.

– Пойдем к остальным.

Проходя через зал, они на секунду остановились, глядя на Светлану. Она сидела за столом, с бокалом в руке, и любезничала с длинноволосым юнцом. Юнец, заметив взгляды мужчин, улыбнулся и помахал им рукой. Светлана тоже.

– Мальчики, где вы все гуляете! – крикнула она. – Идите к нам!

Виктор кивнул и знаком показал: через пять минут.

На пути в кабинет они столкнулись с двумя пьяными женщинами. Спотыкаясь, Маша с незнакомой Виктору брюнеткой громко, почти истерически хохотали. Брюнетка, столкнувшись с Виктором, прокричала: «Извините!» – так, что меньше всего можно было подумать, что она чувствует себя виноватой, – и женщины направились в зал, хохоча еще громче.

Слава, вертя в руках пустой стакан, рассеянно слушал болтовню Андрея. Волосы упали Андрею на лоб, две верхние пуговицы рубашки расстегнулись.

– Ой, Андрюха, – сказал Миша. – Пора тебе жениться.

– Щас! Два раза! Я еще молодой, рано мне. Вот этот мрачный тип, – Андрей указал бокалом на Виктора. – Женился молодым. И что? Он счастлив? Посмотри на его рожу – у мертвецов лица веселее!

Миша положил руку на плечо друга.

– Ладно. Пошли в зал. Гости тебя заждались.

– Чего им от меня надо?

– Им без тебя скучно, – сказал Виктор.

Они вернулись в зал, и гости подняли несколько тостов в честь именинника. Потом Виктор пригласил Светлану на последний медленный танец. Из-за мрачных мыслей о Литвинове он танцевал особенно неловко.

Истомины ушли с вечеринки первыми. Андрей проводил их до машины. Уже садясь за руль, Виктор сказал:

– Не забудь, через две недели у нас со Светой годовщина.

– Как можно? – ответил Андрей, мысленно проклиная себя за короткую память. – Удачи!

Он немного постоял, глядя вслед отъезжающей машине. Почему-то сердце его тревожно екнуло.

Эти две недели Виктор прожил в невыносимом напряжении.

Перед ним стояло несколько трудных задач. Он должен был сделать несколько звонков, чтобы попросить нужных людей проследить за Литвиновым.

Второе побуждение – усилить охрану особняка и приставить к семье телохранителей. Но после суток мучительных раздумий и борьбы с самим собой Виктор этого делать не стал. Он понимал, что Светлов рассказал ему о грозящей со стороны Литвинова опасности не для красного словца. Но, кроме тревоги и опасений, никаких доказательств того, что Литвинов планирует нападение на семью Виктора или похищение детей, не было. Виктор не хотел сеять панику. Светлана и дети только почем зря встревожатся. Четыре года назад ему уже приходило анонимное письмо с угрозами (он так и не узнал, от кого). Виктор тогда сразу сообщил Светлане, что их семье угрожает опасность. Несколько дней они жили в постоянном страхе, Света от переживаний несколько раз падала в обморок, и обоим Истоминым приходилось собирать в кулак всю волю, чтобы не сорваться на ничего не подозревавших детях, которые беспечно бегали по дому с радостными и оттого раздражающими криками. И что? Ничего так и не произошло! Что вполне закономерно – человек не поступает как волк, который воем предупреждает лесное зверье о начале охоты. Только в кино человек, открыто кому-то угрожающий, приводит угрозу в исполнение. В жизни персонаж, по-настоящему опасный, нападает внезапно.

О разговоре с Мишей Светловым он не сказал даже Андрею со Славой.

Все это время Виктор умудрялся, как уже бывало, внешне сохранять полное спокойствие. Светлана, конечно, чувствовала, что с мужем что-то не так, и пару раз за ужином (не при детях) спрашивала, что его тревожит. Виктор отделывался обычными отговорками: проблемы с магазином, задерживают товар на таможне, менеджеры плохо работают и т. д. Светлана легко верила. Он испытывал стыд за вранье, но говорил себе, что делает это для ее спокойствия.

В субботу они со Светланой (условившись с домработницей, что придут к двум часам и обед будет готов) повели детей в кино, потом в «Макдональдс».

В закусочной Даша заказала куриное филе. Съев одну котлетку, отодвинула тарелку, на которой лежали еще две.

– Даша, надо доесть, – сказала Светлана.

– Не хочу, – капризным тоном протянула Даша. Как младший ребенок, она была немного избалована. – Я думала, буду есть, а теперь вижу, что не буду.

Виктор сурово сказал:

– Заказала? Ешь!

– Не хочу, пап! Ну пожалуйста, можно я не буду?

В памяти Виктора вдруг возникли голодные, затравленные глаза детдомовцев, которых он посещал в пятницу. Каждый из них за один кусочек котлетки, от которых его дочь воротит нос, готов был убить.

Неожиданно Виктор услышал свой грубый, полный раздражения крик:

– Ешь, я сказал! Иначе больше никогда никуда не пойдешь!