Ким Онсу - Планировщики

– Если вы тайно сожжете мой труп, то никто не узнает о моей смерти, да? А моя мама все будет ждать меня.

Рэсэн на пару мгновений застыл. Женщина плакала. Беззвучно. Хорошо, что не рыдает в голос, подумалось ему. Он ждал, когда она перестанет плакать. Может, именно этот беззвучный плач и сломал пружину внутри Чу? Рэсэн не знал ответа. Минут через пять он легко коснулся плеча женщины, давая понять, что пора. Она нервно сбросила его руку, словно говоря, что знает об этом и без него.

– Можно я напишу маме короткое письмо?

На лице Рэсэна появилось замешательство.

– Мне все равно, даже если вы не передадите его.

Глаза женщины все еще были полны слез. Рэсэн посмотрел на часы и кивнул. Она достала ручку, ежедневник и начала писать.

Мама, прости меня.

И папу, ушедшего на небо, тоже прошу простить меня.

Я хотела скопить денег, выучиться и выйти замуж, но не получилось.

Прости, что ухожу раньше тебя.

Не беспокойся за меня. То, как я ухожу, не так уж и плохо.

Моя жизнь и вправду была похожа на нищенскую судьбу.

Слеза упала на слово “небо”, и чернила растеклись. Женщина вырвала листок и протянула Рэсэну.

– Красивый почерк, – сказал он, посмотрев на письмо.

Он сам не понимал, почему произнес эти слова. Она сунула ежедневник обратно в сумочку. Он подумал, что она собирается достать носовой платок, чтобы вытереть слезы, однако она извлекла косметичку. В ее взгляде стоял вопрос: “Можете дать мне еще несколько минут?” Рэсэн приподнял ладони, показывая, что не возражает. Не меньше десяти минут она тщательно приводила в порядок свое лицо, а он все это время стоял как истукан, не сводя с нее глаз. Что это за желание такое – выглядеть лучше, чем есть на самом деле? Рэсэн покачал головой. Женщина закончила макияж, положила косметику в сумочку и закрыла ее. Замок громко щелкнул.

– Вы побудете со мной, пока я не перестану дышать? Мне немного страшно, – сказала она с улыбкой.

Рэсэн кивнул и достал таблетку. Женщина около трех секунд смотрела на яд, лежавший в его ладони, затем тонкими пальчиками взяла таблетку и положила в рот. Рэсэн подал ей стакан, наполненный до половины виски, и она выпила залпом.

Он хотел уложить ее на кровать, но она отвела его руку и легла сама. Затем сложила руки на груди и остановила застывший взгляд на потолке. Примерно через две минуты у нее, похоже, начались галлюцинации.

– Какой алый ветер. И синие львы. А с ними такие милые белые медведи цвета радуги. Это и есть рай?

– Да, это называется раем. Вы сейчас на пути в рай.

– Спасибо вам за эти слова. А вы отправитесь в ад.

– Значит, мы больше с вами не увидимся. Потому как вы, без всякого сомнения, окажетесь в раю, а я, несомненно, буду гореть в аду.

Женщина послала Рэсэну улыбку. Из ее улыбающихся глаз текли слезы.

И даже после смерти женщины Чу продержался еще два года.

Как подобает очень способному убийце и безумцу, от которого у планировщиков одни проблемы, Чу ускользал от упорного и маниакального преследования. Истории о том, как убийцы, ослепленные вознаграждением за поимку Чу, выслеживали его, а затем сами попадались в расставленные им сети, передавались из уст в уста, раздувались подробностями, искажались и будоражили Артель мясников. Рэсэн полагал, что ничего необычного в этом нет. Чу был не из тех, с кем могли справиться киллеры-простофили из Пхучжу или старые сыскари, выслеживающие проституток. Но правдивы ли все слухи, узнать не представлялось возможным. Неважно, кто убит, ищейка или киллер, – в их мире убийства всегда сокрыты в тени. И все же, верны были все эти истории, возникавшие, точно пузыри на воде, или нет, Чу пока не поймали.

Через год после начала преследования Чу явно изменил свою стратегию. От обороны он перешел к нападению, отыскал нескольких планировщиков, убил их, а затем отправил на тот свет и нескольких подрядчиков и брокеров. А однажды Чу преспокойно объявился в самом центре Пхучжу и разнес до основания офис одного из подрядчиков смерти. Однако убитые планировщики не имели никакого отношения к заказу на ту проститутку. Более того, на самом деле они даже профессионалами не являлись, так, дилетанты. По каким соображениям Чу творит такое, никто в толк взять не мог. Но если он нацелился на тех, кто в действительности вершил дела в мире планировщиков смерти, то к ним он и приблизиться бы не сумел.

После того как Чу превратил офис одного из членов Артели мясников в руины, а затем похитил какого-то типа, совершенно, кажется, ему не нужного, к Старому Еноту явились важные люди. Был среди них и Хан, директор охранной фирмы, под вывеской которой скрывалась большая киллерская компания, он контролировал изрядный кусок рынка смерти, к нему стекались деньги от предприятий помельче. Компанию Хану составили деляги из Пхучжу, коих он воспринимал как банальных бандитов, и такое соседство со всей очевидностью указывало на то, сколь сильно Чу вывел из себя планировщиков. Хан устроился в кресле с таким выражением, словно ему в рот запихнули пригоршню дерьма.

Енот уселся за стол, и деляги из Пхучжу принялись излагать наболевшее.

– Да с ума же спятить! Да вообще этот Чу, щенок этот, чего он хочет? Да надо узнать, чего он хочет, тогда и усмирить как-то можно, приманку подкинуть. Да надо же что-то делать, а?

– Я вот о чем. Почему этот требух засратый ничего не говорит? Он чё, немой? Если нужны бабки, пусть так и скажет – бабки нужны; если чем-то обидели, пусть скажет – так и так, обидели меня, мудозвоны; если злится, пусть скажет – так и так, злюсь я. Пусть хоть что-то скажет. А то ишь, припадочный, пиздохуй шелудивый, выеживается, ни слова не сказамши.

– У меня из-за этого долбоебины Чу не просто убыток. Из моих ребят уже трое копыта откинули. И на этом, думаете, все? На то, чтоб обработать мертвяков, опять вынь да положь кругленькую сумму. Только Мохнатому и радость, мать вашу в растопырку! И ваще, почему эта блядюга только мне палки сует? Тут до хренищи более крутотянских, чем я.

– У тебя дома что, зеркала нет? Где ты видишь тут крутотянистей себя?

– А может, ты этому Чу вексель выписал, а, козлина? Надо было бабки наличными сунуть, наличными! Чу от этих ценных бумаг больной на всю голову делается.

Старый Енот взирал на этот балаган с выражением крайней заинтересованности на лице. Чем же настолько заинтересовался он, что состроил такую физиономию? А ведь может и так случиться, что Чу заявится в библиотеку и воткнет нож ему в брюхо.

– Говорят, во времена династии Чосон среди ученых-конфуцианцев бытовало такое выражение: “Никто не знает, в какую сторону прыгнут Хынсон [4] Корейский принц-регент, с 1863 по 1873 г. правил Кореей вместо малолетнего сына, отличался непредсказуемостью своих действий. и лягушка”. Как раз подходит к нашей ситуации, – проговорил Енот, тонко улыбаясь.