Румит Кин - Марат

Марат доел лепешку. Он чувствовал, как исчезает вкус крови. Его нос больше не тек, даже ранки на губах затягивались, несмотря на соль. Хорошо. Будет еще много дней. Он найдет своих обидчиков и сделает то, о чем говорил. Он искупает в крови чистюлю Криса. А Поля он будет бить в пах, пока тот не потеряет сознание. К Клавинго он придет в последнюю очередь, после того, как ублюдок оправится от побоев отца. Марат ухмыльнулся.

На берегу рядом с тушей стояли несколько солдат в полукруглых защитных касках с кустиками маскировки. Французские винтовки, надменные лица. Один из солдат вяло снял магазин с винтовки, заглянул в него, бросил в карман. Потом заметил Марата.

– Эй, мальчик-то весь в крови.

Другой обернулся, тоже уставился на Марата.

– С тобой все в порядке?

– Школьная драка, – ответил Марат.

– Твой отец должен отучить тебя от этого дерьма.

– А по мне, так это нормально для мальчишки.

Солдаты потеряли к нему интерес. Тот, который перезаряжал автомат, нашел полный магазин, защелкнул его в пазухи ствольной коробки, опустил предохранитель. Марат чувствовал, что от оружия убийцы исходит жар. Притягательное тепло настоящей смерти. Он подумал, что все-таки надо умыться. Он отошел на десять метров вверх по течению, наклонился над рекой, плеснул водой в лицо. Она была теплая, нечистая, отдающая тлением. Он снял рюкзак и майку, бросил их на кустарник у берега. Лиловые следы побоев на коже немного походили на саркому Капоши на ногах его матери. Противно. Он намочил волосы, протер шею, даже прополоскал рот. Сплюнул, вымыл руки. Он видел, как его кровь смешивается с водой, уносится по течению, исчезает в клубящемся багровом потоке, текущем от тела зверя. Много крови в этой реке. Он присмотрелся к своему отражению. Нормально. Люди уже не будут в тревоге оборачиваться на него.

На другом берегу реки росли пальмы. В просвете между их кронами был Нотр-Дам-де-ла-Пэ. Теперь было видно детали. Круглые бляшки окон в огромном куполе и маленький шпиль наверху.

– Ты видел, как убивали крокодила? – спросил Марат.

Собор, как всегда, молчал.

– Сколько смертей ты видел сегодня?

Тихое журчание воды. Голоса людей на мосту.

Марат осмотрел свою майку. Теперь она выглядела просто грязной, пригодной для того, чтобы ходить по его кварталу. Он одел ее, почувствовал, что что-то колет, вспомнил про иголку в воротнике. Ему стало обидно, что он не вспомнил про нее, когда она была так нужна. Ведь можно было воткнуть ее в шею кому-нибудь из этих уродов. Хотя нет. Тогда его обвинили бы в убийстве. Он нащупал иголку, вытянул ее. Она блестела. Маленькая стальная вещица его матери. Ему захотелось выкинуть ее в реку, но он остановил себя. Она может ему пригодится. У него мало денег, и в следующие месяцы одежду придется не покупать, а штопать.

Он воткнул иголку обратно, подумал, что пора, поднялся и неторопливо пошел в сторону дома. Марат знал, что Роберт не умеет считать время. Можно сказать старику, что прошло два урока. Он чувствовал странную апатию. Сейчас он снова увидит труп своей матери – ее погасшие глаза, выпирающие зубы, оранжевую руку. А потом он будет засыпать, лежа на своей циновке. Купол собора будет светиться в темноте. А ее хриплого дыхания больше не будет. Он будет один.

Почему-то он не чувствовал радости. Ее белье сожгут. Ее посуду вымоют виски. Намон придет через несколько дней и заплатит ему, чтобы он отдал ей куклу усопшей. Он попросит шесть франков. Она согласится. Марат все это знал. Роберт позовет женщин одеть ее. Может, уже позвал. Где ее похоронят, Марат не знал. У Камилы не было ни одного родственника, которого она хотела бы помнить – ни в Ямусукро, ни где-либо еще. Марат мало знал о кладбищах, но догадывался, что похоронить ее на мусульманском кладбище не удастся.

Он вошел на свою улицу. Калитка дома Роберта открыта. Калитка соседей, через которую он убегал утром, тоже открыта. В просвете между двумя крышами видно купол Нотр-Дам-де-ла-Пэ. Марат приостановился – ему показалось, что сейчас, наконец, должно что-то произойти. Быть может, луч солнца упадет на эту вершину, или в нее ударит молния. Но свинцовое небо не менялось. Собор молчал.

Марат пошел дальше. Плача не слышно. На дворе у соседей пусто. Он вошел во двор Роберта. Старик сидел у крыльца на белом пластиковом стуле. Он поставил клюку между ног, сложил на ней руки и устало преклонил на них голову. Его всклокоченная белая борода торчала во все стороны. Марат видел, что Роберт пьян чуть больше обычного и слегка растроган. Значит, его расчеты оправдались. Уже.

На крыльце появилась женщина в желтой юбке, но без платка. Марат ее не знал. Он решил, что она необращенная гере.

– Сейчас понесут, – сказала она старику, потому увидела мальчика и замерла в нерешительности. Роберт открыл глаза и тоже увидел Марата. Он встал. Марат сделал шаг назад. Обычно старик так решительно приветствовал его, только если собирался бить. На мгновение Марату пришла в голову дикая мысль, что он ошибся. Камила обманула его, притворилась мертвой, и сейчас будет страшная расправа.

В дверях появилась вторая женщина. Она держала ноги, завернутые в саван. Марат успокоился. Роберт, неуклюже опираясь на клюку, подошел к Марату. Он был спиной к дому и еще не увидел, что тело выносят.

– Что с тобой? – спросил он.

– Подрался, – ответил Марат. Он подумал, что обстоятельства избавят его от продолжительных нотаций. Так и вышло.

– Твоя мама умерла.

Марат смотрел мимо него на осторожных женщин, которые сносили тело вниз. Роберт оглянулся, тоже увидел их.

– Не плачь, мальчик, не плачь.

Марат и не думал плакать. Старый негр положил руку ему на плечо. Марат испугался, что домовладелец наткнется на иголку у него в воротнике, и положил свою руку на его. Роберт улыбнулся. Он воспринял это как жест человеческой теплоты.

– Это должно было случиться, – сказал он. – Она давно болела.

– Я смогу остаться жить в комнате наверху?

– Да, конечно. Первое время я с тебя даже денег не возьму.

Марат стряхнул с ресниц несуществующую слезу. Он был рад, что ее уже завернули, и что ему не придется снова видеть ее лицо.

Заднее сиденье большого желтого джипа было мягким и просторным. Пахло пластиком и духами. Марат хотел бы, чтобы ему принадлежала такая машина. Но машина принадлежала не ему, а крупному краснолицему человеку со светло-карими глазами. Богатый белый носил рубашку в серо-голубую клетку. У него были неуклюжие волосатые руки, живот переваливался через пояс брюк.

– Ты Марат?

– Да.

– Меня зовут Ульрих Юль Амане.

Марат молчал. Он слышал приглушенный свист кондиционера и чувствовал, как его кожа твердеет и покрывается мурашками. В кабинете доктора Анри тоже есть кондиционер. Белые любят существовать в этом изнеженном прохладой воздухе.