Джастин Ларбалестьер - Моя сестра Роза

Роза и Сеймон обнимаются на прощание и заявляют, что они теперь лучшие подруги. Майя закатывает глаза, пока взрослые на нее не смотрят.

– Надо научить вас всех пользоваться автоматическим инжектором. Это просто. Пришлю вам ссылку на видео, – говорит Джин. – Я думаю, они будут проводить вместе много времени.

– Чем пользоваться? – спрашивает Дэвид.

– Автоматическим инжектором. Вдруг Сеймон станет плохо от арахиса.

– Смотрите! – говорит Роза, вытаскивая что‐то из кармана. – Сеймон подарила мне такие же перчатки, как у нее. Мне не нужно их носить, потому что у меня нет аллергии. Но мы теперь перчаточные близнецы. Какие они красивые!

Она надевает перчатки и снова обнимает Сеймон.

– Пока, Че, – язвительно говорит Лейлани. – Приятно было познакомиться.

– Аналогично, – совершенно искренне, в отличие от нее, отвечаю я.

– Почему мы не остались поплавать? – спрашивает Роза, когда мы выходим на улицу. – Почему у нас нет бассейна?

– В другой раз, Роза.

– Я хочу жить в доме Макбранайтов.

Родоки идут впереди, взявшись за руки. Они над чем‐то смеются. Когда мы входим в Томпкинс-сквер-парк, Роза берет меня за руку, как часто делала, когда была помладше, и говорит:

– Когда‐нибудь я буду жить в этом доме.

Я чувствую, что она хочет, чтобы я спросил, как она этого добьется. Я не спрашиваю.

– Сувениры прихватила?

Она вытаскивает из своей сумочки с Ширли Темпл смертельно бледную корейскую куклу в длиннющем платье.

– Это платье сшито из шелка. Она придворная дама. Я бы тоже хотела быть кореянкой.

– Тебе придется ее вернуть.

– Это подарок от Сеймон.

– Уверена? – спрашиваю я.

– Конечно. Я ей понравилась. У нас не должно быть никаких проблем с Макбранайтами. Дэвид взбесится.

Она так и раньше говорила.

– Салли и Дэвиду недолго осталось быть вместе, – говорит она, словно отвечает на вопрос, сколько сейчас времени.

– Что? – спрашиваю я, не успев даже задуматься.

Она широко раскачивает наши сцепленные руки, вперед-назад, вперед-назад. Сейчас она начнет подпрыгивать.

– Вот увидишь.

Я вижу родоков: они идут на полквартала впереди нас. Салли прижимается к Дэвиду, он обнимает ее за плечи. Они всегда будут вместе.

Роза была еще маленькой, когда я впервые заставил ее пообещать, что она никого не убьет. Не важно, что говорили врачи. Я был уверен, что с ней что‐то не так. Я набрал в поисковике «с моей сестрой что‐то не так» и получил сотню историй о сестрах, которые плохо ели, убегали из дома, выдирали себе волосы, царапали себе лица, резали вены. Роза ничего такого не делала.

Я заменил «с моей сестрой» на «с моим ребенком». Ого. Были и другие дети, которые врали и не переживали, что их на этом поймают, не привязывались к близким, улыбались, смеялись и обнимались, только чтобы добиться своего. Другие дети, которые вели себя так же, как Роза. Они не испытывали эмпатии. Я узнал новое слово: «эмпатия». Почти все дети рождаются эгоистами, но потом учатся эмпатии. Почему Роза ей не научилась?

Родоки не переживали. Она не устраивала истерик. Она смотрела прямо в глаза (на мой вкус, слишком прямо). Они разговаривали с ней, когда ловили ее на лжи. «Все дети врут», говорили они. Но хуже всего было то, как сильно ей нравилось убивать. Да, многие дети это делают, но не так, как Роза.

Я видел, как она убивала муравьев. Одного за другим, методично следуя вдоль муравьиной тропы, старательно размазывая каждого из них своим пухлым указательным пальчиком. Взгляд у нее делался сосредоточенным, удовлетворенным, радостным.

Потом она начала ловить мотыльков и разрывать их на части. Мне тогда было одиннадцать, Розе четыре. Салли и Дэвид велели мне ее защищать. Я задумался: если я расскажу им, чем она занимается, станут ли они считать, что я ее защищаю? Возможно, она это перерастет. Почти во всех историях, которые я читал, дети это перерастали. Я рассказал родокам. Они меня поблагодарили и побеседовали с Розой. Она сказала, что это я убивал муравьев и мотыльков, а не она. Но родоки знали, что я не вру.

Они повели Розу к врачу, тот отправил ее к детскому психиатру. Не знаю, что сказала психиатр, но после этого Роза много месяцев ходила к ней каждую неделю. Она терпеть это не могла.

Она перестала убивать насекомых, когда кто‐то мог ее увидеть. Но однажды я застал ее врасплох. Я снова увидел, как она убивает муравьев. Она слишком увлеклась и не заметила меня.

– Что ты делаешь?

– Ничего.

Большой и указательный пальцы у нее почернели.

– Зачем ты убиваешь муравьев?

– Мне нравится, как они при этом трещат.

Они не трещали. Во всяком случае, я ничего такого не слышал.

– Мне нравится, что они перестают двигаться. Нравится быть главной.

– Не делай этого, – сказал я.

Она повернулась и, не мигая, уставилась на меня широко раскрытыми глазами. От ее взгляда мне стало не по себе.

– Потому что Салли и Дэвиду это не нравится? Поэтому они отвели меня к той докторше? Она все время меня об этом спрашивает.

– Потому что убивать неправильно. Мне тоже не нравится, что ты это делаешь.

– Дядя Сол платил специальным людям, чтобы они убили муравьев у него в доме. Я не отравляла природу, как он. – Она повторяла слова Дэвида.

– Дядя Сол не отличается нравственностью, – сказал я, тоже словами Дэвида.

– Но Салли расставляет по дому ловушки от тараканов. Почему тараканов убивать можно?

– Потому что это вредители, которые разносят болезни. – Я надеялся, что это правда, и обрадовался, когда позже проверил и убедился, что это действительно так.

– Но в этих ловушках погибают и муравьи, и мотыльки, и даже ящерицы.

– Салли и Дэвид этому не рады.

– Они не были рады, когда в ловушку попала ящерица. На муравьев и мотыльков им плевать. Но им не плевать, когда муравьев и мотыльков убиваю я .

– Потому, что ты при этом улыбаешься. – Своей настоящей улыбкой.

– Значит, они не хотят, чтобы я радовалась?

– Убийство не должно радовать человека, Роза. Вот почему они переживают.

Я понял, что она старается запомнить эти слова. Она протянула руки, чтобы я ее поднял, и крепко меня обняла. Меня тут же волной захлестнула любовь к ней. К этой маленькой девочке, убивавшей муравьев и, возможно, не испытывавшей никакой эмпатии.

– Пообещай, что не будешь больше никого убивать.

– Но мне нравится это делать.

– А если Салли или Дэвид тебя увидят?

Роза промолчала.

– Что скажет твой психиатр?

Роза закусила нижнюю губу.

– А комаров можно?

– Да, комаров можно.

– А мух?

– Да.

– А мошек? А блох?

– Да.

– А червяков?

– Нет. Они полезны для почвы.

– А пауков?

– Нет. Пауки едят комаров.

– А если паук меня укусит?