Лиза Даль - Screenplay 5. Забывшая

– А я её даже не замечаю.

– Как можно не замечать этот грохот?

– Просто привыкла. Последний год я, можно сказать, жила на стройке.

Он посмотрел на меня так, будто видел впервые.

– Я снимала квартиру в первом сданном корпусе нового жилого комплекса, – пустилась я в объяснения. – А вокруг меня разворачивалась вся эта строительная какофония. За стенами – ремонтирующиеся соседи, дрели, молотки, за окнами – вколачивают сваи будущих корпусов, шум грузовиков, крики рабочих… Со временем перестаёшь обращать на это внимание, особенно когда валишься с ног от усталости. Я ведь, разрываясь между двумя казино, приходила домой только поспать, да и то всего на несколько часов.

– Неужели нельзя было найти место потише?

– За такую цену нет, да и зачем? Я отрабатывала смену в одном казино, потом ехала наводить порядок во второе, приползала домой, вставляла беруши и дрыхла без задних ног до следующей смены.

– И для тебя всё это живо настолько, будто происходило ещё вчера, – сочувственно вздохнул он.

– Да. И стройка – это ещё полбеды, грохот оживлённого проспекта – вот вторая половина. Сотни и сотни автомобилей сливаются в один нескончаемый поток. Обязательная утренняя и вечерняя пробка, все сигналят, нервничают, иногда кричат, высунувшись из окна, скорая и полиция включают непременную сирену, с апреля по октябрь рычат своими глушителями мотоциклисты, и всё это на фоне грандиозной стройки жилого комплекса. Этот инфернальный ад и сейчас грохочет у меня в ушах, стоит закрыть глаза…

И я закрыла глаза и снова оказалась в своей московской квартире.

Вечер. Осень. Новый аскетичный ремонт от застройщика, минимальный набор мебели из дешёвого сетевого магазина. Выхожу на открытый балкон. Высоко. Идёт дождь, фонари отражаются в чёрных лужах. Пронизывающий ветер, длинные косые струи. Машины набили проспект, отсюда, сверху, они кажутся разноцветными глазастыми сардинами, попавшими в сеть. Беспомощно сигналят в попытках вырваться. Закопчённое и затянутое тучами небо. Возвращаюсь в квартиру, здесь должно быть теплее, но нет. Тоже холодно, холодно от одиночества. Чувствую его каждой изнывающей клеткой, пробирает до костей. Иду в кухню, но забываю зачем. Бесцельно открываю холодильник. В нём ничего нет, кроме лампочки, подсвечивающей пустоту. Опять забыла купить еды. Пусто в холодильнике, пусто в душе. Голо. Нужно перестать думать об этом, нужно ложиться, спать осталось всего ничего. Шлёпаю босыми ногами до ванной, открываю кран. Вместо холодной горячая, вместо горячей холодная. Всё никак не привыкну. В зеркало лучше не смотреться, ничего нового оно мне не покажет, будет всё то же серое измождённое лицо, уставшие глаза и тёмные круги под ними.

Иду в комнату. В чёрном оконном проёме отражается свисающая с потолка лампочка. Нужно люстру, что ли, купить, может, поуютнее станет… Ну да, конечно, купишь люстру, и жизнь сразу наладится, как будто дело именно в ней… Задёргиваю штору, выключаю свет. Быстро, пока не успели опомниться монстры, живущие под кроватью, забираюсь в холодную постель. Чёрт! Забыла носки надеть! Ладно, сегодня без них. Долго смотрю на узкую полоску света, падающую из коридора. С нарастающим ужасом смотрю, кажется, вот-вот кто-то пройдёт мимо, заслонит собой свет на секунду. «Хватит! – злится на меня мой внутренний голос. – В квартире никого нет, только ты одна, спи давай!» О, наивный внутренний голос, ты не ведаешь о чём говоришь! Ты сидишь где-то очень глубоко, и поэтому тебе просто не видны эти тени, которые начинают мелькать в полоске света, стоит только смежить веки.

Пытаюсь уснуть, но чувствую, как мёрзнут ноги. Вставать нельзя, там, в прикроватной темноте, уже поджидают меня кошмарные щупальца и смрадные пасти. И, кстати, почему дверца шкафа приоткрыта? Я ведь закрывала её. Я точно, абсолютно точно помню, что закрыла эту чёртову дверцу, после того как достала пижаму! Я всегда, всегда закрываю! Зажмуриваюсь, накрываюсь одеялом с головой, сердце грохочет в ушах, в горле, волоски по всему телу встают дыбом. Под одеялом душно, нечем дышать, дешёвая синтетика не пропускает воздух. Стягиваю одеяло с головы, передо мной снова возникает тёмный провал шкафа, теперь он, кажется, стал ещё шире. Кто-то незаметно приоткрывает дверцу изнутри в те моменты, когда я не смотрю. Нужно смотреть, иначе в какой-то момент она откроется достаточно для того, чтобы… «Чтобы что? – издевается надо мной внутренний голос. – Чтобы оттуда шагнуло жуткое бесформенное нечто и набросились на тебя? Если не можешь спать с открытой дверцей, встань и закрой её, нам рано вставать. И заодно возьми носки, ноги совсем ледяные. Опять хочешь цистит? Забыла, как это бывает?» Исхитрившись, обматываю ноги двойным слоем одеяла. Снова опускаюсь на подушку, уже в слезах. Как хорошо было греть свои мёрзнущие ступни об его, всегда горячие.

– Давай, давай сюда свои лягушиные лапы, – бормотал он в полусне, наткнувшись на мои холодные ноги.

Я всё реже вспоминаю его, но в такие моменты, как сейчас, – всегда. Я не оставила себе времени на эти воспоминания, забила свои дни до отказа, выделив несколько часов только на сон. Но между этими суетными сумасшедшими часами бодрствования и тёмными часами беспамятства всегда появляется он. Стоит только положить голову на подушку или осознать себя поутру, как воспоминания тут же впиваются в измученное сердце, снова и снова треплют его. Что можно вспомнить о тридцатилетнем мужчине, который умер на второй месяц своей новой жизни в качестве моего мужа? Что он любил майки с дурацкими рисунками? Что дул мне на разбитую коленку? Просил тосты с яйцом на завтрак? Отлично жарил шашлыки и был душой компании? Строил рожи, изображая своего начальника и заставляя меня хохотать до упаду? Разрешал мне съесть всю колбасу с пиццы пеперони? Что очень хотел жить? Жить обязательно вместе со мной, и только так и никак иначе. Что долгие месяцы мне требовалась целая гора подушек, чтобы соорудить из них подобие его присутствия в моей кровати, чтобы было что обнимать и во что впитываться нескончаемым потокам слёз. Об этом мужчине, навсегда оставшемся тридцатилетним и до смешного в меня влюблённом мечтателе можно вспомнить многое, но лучше не вспоминать вообще. Не оживлять эти воспоминания, потому что вместе с ними оживаю и я, и мне снова делается очень больно.

Сколько прошло уже? Почти два года? Два и один месяц… Нужно жить дальше, нужно жить! А ноги все мёрзнут, и монстры под кроватью всё кишат, и некому прийти мне на помощь. Нет, есть кому, но дело во мне. Я не принимала этой помощи ни от кого, не могла, не хотела, боялась. И не надеялась.

В тот вечер я пересилила свой страх перед монстрами и спустила ноги на пол. Заставила себя дойти до выключателя, зажгла свет и нашла в сумочке визитку. Даниил Владимирович, должность и телефон на лицевой стороне. «Всегда рад тебе, Машенька» на обратной…