Акс Мэтт - Семь дней будущего

Гоминид много раз потом приходил на то место, но больше так и не увидел ни странных прекрасных созданий, ни восхитительных белых птиц. И только длинными, закатными вечерами, когда сородичи стремились забраться как можно выше в кроны деревьев, прячась от хищников, он, напротив, спускался с дерева к воде и подолгу глядел в её остывающее зеркало. Подмигивая, и корча рожицы своему отражению, зачерпывал пригоршнями и поливал себе голову ещё тёплой влагой, как будто стараясь быть сопричастным тому странному удивительному событию, свидетелем которого ему посчастливилось стать.

А их слова, которые когда-то, словно чистый поток хрустального ручья, лились прямо в его начавшее было светлеть сознание, теперь потеряли какой-либо смысл и почти стерлись из памяти.

Он уже с трудом вспоминал смутные, неумолимо ускользающие звуки голосов неизвестных существ и они всё тише звучали в его голове. Но, удивительное дело, два слова из их волшебной речи, похоже, он выучил теперь навсегда.

Первое очень напоминало ему то, как называли сородичи его давно ушедшего отца.

– Та! Та-та! – тихо и радостно повторял он каждый такой раз, силясь взять власть над непослушным языком и губами.

А вот второе… Второе сначала он почти забыл!

«Там же было что-то ещё…! Какое-то слово…»

Но, нет… все усилия были тщетны.

Большое перо восхитительной белой птицы – всё, что осталось на память от времени, когда он любовался ими у озера, – было спрятано в укромную расщелину между ветвями. Он доставал его, трогал, гладил непослушными пальцами, щекотал ладони его шелком, представляя себе белые одежды незнакомцев, сотканные из таких же белоснежных перьев. И ему казалось, что пришельцы улетели на прекрасных белых крыльях, взмахивая ими так же грациозно и величаво, как это делали лебеди.

Эх! И чего бы только ни отдал он сейчас за такие же белые крылья за спиной и возможность лететь к Солнцу!

Отдал бы всё!

Но время шло. Зелёную весеннюю листву сменяло золото осени, а его, в свою очередь, – голые ветки и зимняя стужа. И так по нескончаемому кругу. А его собственная шкура уже понемногу начала покрываться серебром седины.

Однажды, сидя на своём любимом месте, на берегу озера, он нашарил среди листвы какое-то маленькое существо, копошащееся в глинистой ямке. Без труда поймав и поднеся его к глазам, он с удивлением разглядел в нём того самого паучка. Сердце бешено заколотилось, и воспоминания нахлынули бурлящим потоком.

Он рассматривал его со всех сторон, и удивлению его не было предела! Разве может быть таким прекрасным и гармоничным столь маленькое тщедушное создание, как это?

Оказывается – да!

Но самой удивительной была настоящая барельефная картина, точно вылепленная искусной рукой неведомого творца по уплощённому концу брюшка. Всё это напомнило ему…

Да-да! Конечно!

На ней были и солнце, и звёзды, и он… человек!

Пройдут сотни тысяч лет, и великие майя запечатлят на своих бессмертных и нерушимых пирамидах эту картину. Спустя ещё тысячелетия учёные дадут ей имя циклокосмия 1 1 Древнейший из известных вид пауков. Отличительная особенность – форма брюшка в виде замысловатого барельефа древнего храма. . А пока…

Гоминид глядел на эти таинственные символы, и воспоминания о тех прекрасных существах вновь накрывали его ярким светом, заставляя переживать неведомые ранее чувства, пытаясь воссоздать эти странные и непонятные звуки.

– Тэм! – наконец выдохнул он.

Очень похоже сородичи называли всё, что было кругом. Мир вокруг них.

Снова и снова повторял он, внутренне радостно улыбаясь своей маленькой тайне:

– Та – Тэм…! Та – Тэм…!

Начало ХХ-го века, Штат Огайо, США

Весь перепачканный с головы до ног серой глинистой грязью и битумом, но ужасно радостный мальчишка-подмастерье стремглав бежал к аккуратному свежевыкрашенному светло-голубой краской дощатому домику, стоявшему на самом краю посёлка. И безмерная радость его была искренне оправданной: в кожаном кошельке серьёзного господина, арендовавшего недавно этот домик для каких-то важных и секретных дел, лежал заветный серебряный доллар, обещанный тому, кто первым принесёт радостную весть с буровой. И теперь сорванец, вот уже целую неделю занимавший столь важную в его собственных глазах должность помощника второго бурильщика, летел, словно на крыльях: сияющая монета вот-вот должна была стать его заслуженной наградой!

С трудом, затаив дыхание и удерживая вырывающееся из груди сердце, мальчуган притормозил за пару десятков ярдов до дома. Быстро плюнув на грязные ладошки и обтерев их бывалым рваненьким носовым платком из нагрудного кармана, как мог, зачесал на обе стороны прямой пробор. Зеркала у него, как у Элли Вайт, при себе не водилось, поэтому он просто посмотрелся в бочку с водой, стоявшую возле сарая. Отражение ему явно пришлось по душе, и он, задорно присвистнув, бодро взбежал на крыльцо.

– Мистер Бастиан, мистер Бастиан! Она пошла! – звонко прокричал мальчуган и пару раз ударил кулаком в крепкую дверь.

Человек, почти сразу вышедший на стук мальчика, с интересом уставившийся на него, заметно оживился, когда пострел ещё раз, но уже более спокойно и членораздельно повторил заветную фразу. Вмиг поменявшись в лице, этот солидный господин, ничуть не скрывая теперь вдруг нахлынувшей радости, чуть не подпрыгнул на месте и тут же бросился назад в дом за рабочим кофром и шляпой. Собираясь и на ходу надевая мягкий твидовый пиджак и шляпу, он однако не забыл отблагодарить сорванца и, весь сияя, как начищенный медный таз, полез в карман за портмоне.

– Какая глубина?

– Почти тысяча двести футов, сэр! Как вы и предполагали! – пацанёнок явно предвкушал удовольствие от обладания столь значительной суммой денег. Мужчина не стал медлить: вынул из кошелька монету, подкинул её на ладони, удовлетворённо крякнул, будто каким-то своим мыслям, и почти торжественно, но без гимна и поднятия флага, вручил её счастливому курьеру.

– Получите, мистер э-э… – замялся серьёзный господин.

– Сэм, сэр. Сэм Аткинс, – весь переполняясь гордостью и заливаясь краской, уточнил парнишка и быстро оглядел собравшихся уже поодаль зевак – посёлковую малышню. Особенно девочек, тихонько хихикающих и что-то нашёптывающих друг дружке на ухо.

– Вот именно, сэр! – улыбнулся мужчина, – Сэр Сэм Аткинс! Держите – на счастье!

Возле буровой работал отец мальчика и несколько молодых парней. Они таскали бочки-баррели под нефть, и по всему было видно, что настроение у них отличное. Высоченного роста мужчина в перепачканном кожаном переднике, надетом на красную клетчатую рубашку с закатанными выше локтя рукавами, увидев подходящего к участку с буровой серьёзного джентльмена, оставил свою работу и, вытирая сильные руки тряпицей, ещё издали радостно пробасил: