Акс Мэтт - Семь дней будущего

Как говорится во всех мирских делах – «ищите женщину!». Вот её-то, студентку-выпускницу молодой курсант и нашёл на последнем курсе училища. Как это часто бывает, вирусом практицизма молодые заражены не были и потому с лёгкостью уехали «за туманом и за запахом тайги», по распределению главы новообразованного семейства. И ладно бы в палатку или землянку. Нет! Почти сразу в собственное новое жильё, в хорошем ПГТ 24 24 ПГТ – посёлок городского типа. и с отличным финансовым обеспечением. Казалось бы, живи да радуйся? Ан, нет…! В постоянных командировках, потянувшихся для молодого спецназовца бесконечной чередой, супруги стали теперь встречаться всё чаще исключительно в видео-чате. Если вообще была такая возможность. Чаще, по служебным соображениям, и её-то не было.

Трещинка в отношениях начала постепенно разрастаться и вскоре достигла размеров Гранд-Каньона 25 25 Гранд-Каньон – Большой каньон в Калифорнии, США. . Время бежало – напряжение росло. Наконец, бурный поток эмоций размыл надёжную и, как раньше казалось, незыблемую дамбу молодой семьи Прохоренко. Во время одной из таких «дальних» командировок супруга решительно собрала вещи и уехала «в цивилизацию» столицы Сибири, славного города Тобольска, ясное дело, забрав с собой и сына.

Вот об этом-то и были сейчас грустные мысли у командира сводной учебной группы. И мысли эти очень мешали сосредоточиться, чрезвычайно размягчая концентрацию и отвлекая сознание. Но, на то он и профессионал, чтобы в нужный момент суметь усилием воли абстрагироваться даже от очень важных эмоциональных переживаний и сконцентрироваться на наипервейшем – выполнении учебно-боевой задачи, поставленной командованием. Есть одно чудесное проверенное средство, как уйти подальше от меланхолии и хандры: просто заняться необходимой служебной рутиной. Убрав подальше все сердечные дела и лирику, капитан стал с особым усердием проверять готовность оружия и амуниции. Вообще, он знал это по опыту, должно было помочь…

– «Иртыш», – обратился он к командиру второго взвода по интеркому, используя его позывной, – твои «корсары» идут первыми, мои ребята – следом. Интервал – минута. Активируйте «ФИЛИНа», мой оператор уже запросил код доступа для твоих. Удачи!

– Принято! И твоим «белкам», командир, того же!

На табло над головами зажёгся жёлтый транспарант с посекундным обратным отсчётом. «Иртыш» кивнул своему заму, и тот с явно излишним рвением рявкнул в интерком:

– Второй взвод! Готовность три минуты! Проверить оружие, парашюты, средства связи и контейнера! О готовности доложить.

– Ох! Да что же ты так орёшь-то? – осадил Георгий ретивого старлея и с лёгкой усмешкой подмигнул Ермакову. – «Если хочешь, чтобы тебя услышали многие – заставь их прислушаться!» – процитировал капитан старинную китайскую мудрость.

«Иртыш» по-доброму похлопал помощника по плечу:

– Ничего! Молодой ещё, старательный. Научится…

– Петрович! – Ермаков вызвал на связь выпускающего старшину, – глянь там, чтобы шкерты по привычке не искали цеплять. Я знаю, что ребята грамотные, но вдруг замкнёт в голове у кого. В «Летягах» первый раз прыгают. Мало ли что… Всё, идем к вам.

– Внимание всем! «Ночной» на связи. Включить режим кодирования. С Богом, ребятки! – выдохнул в интерком Георгий и мысленно перекрестил всю группу.

«С нами Бог!» – раздалось дружно и раскатисто, проникая даже через переборку фюзеляжа.

«Иртыш» и его заместитель с позывным «Скиф» повернулись к Прохоренко. Подали ребятам руки:

– Встретимся на земле!

– Только так! – ответили оба почти одновременно.

Плавно и быстро отошла в сторону дверь той переборки, что была между оперативной рубкой и большим транспортно-десантным отделением: командиры «корсаров» направились на выход.

Георгий, одобрительно глядя им вслед, взял со стола защитный шлем и, активировав специальным пультом под сдвижным бронеэкраном систему поиска и целеуказания «ФИЛИН», привычным движением надел его.

Всё всегда начинается именно с этого момента.

Шлем в руках, и сердце, будто притормаживая, чуть замирает… Но потом, опомнившись, выстреливает, словно из катапульты.

И вот что интересно: оно не рвется из груди, не забивается в дальний уголок, дрожа от страха перед неизведаным, словно перепуганный заяц. Наоборот, оно начинает биться ровно, чётко и бесстрастно. Адреналин не душит, перехватывая дыхание, заставляя безвольно трястись руки и нервно потеть, как это происходит у неподготовленных людей. Нет! Он равномерно разливается по всему телу горячей бодрящей волной, и движения становятся выверенными, мысли ясными, а глаза, лишь на миг прикрытые маской шлема, уже бесстрашно смотрят вперед… и вокруг – на триста шестьдесят градусов – лишь только затемнённое забрало расцветёт буйным цветом проекционных схем целеуказаний.

И когда взгляд снова станет ясным, всё, что до этого считалось реальным, жизненным и важным, всколыхнётся зыбким туманом и уплывет по другую сторону бытия. В голове всё громче и призывнее боевые барабаны тайко! Всё ближе и явственнее новое безжалостное испытание на прочность духа и силы воли!

Он только этим и живёт по-настоящему, он только этого хочет, и именно это и есть его реальная жизнь. А всё, что где-то там – выдуманная кем-то просто красивая картинка, красочная обложка на изданном тысячекратно многотомном фолианте под названием «Жизнь».

Теперь трудно, почти невозможно припомнить, сколько раз уже он надевал свой боевой шлем. Опуская забрало и погружаясь отнюдь не в виртуальную реальность своей собственной вселенной, решительно закрывал за собой наглухо дверь в другой мир. Мир тишины.

Мир волшебный, сказочный – и для него почти недостижимый. Мир, где люди просто живут: светло и безмятежно. Собираясь по выходным всей семьёй за обеденным столом или усаживаясь на диван у телевизоров после очередного рабочего дня.

Они общаются, ходят на футбол и в кафе, встречаются, женятся, растят детей и внуков, а по вечерам любуются дивными розовыми отблесками закатного солнца в нежной пене серебристых облаков, всем сердцем желая своим родным и близким и дальше таких же тучных, благодатных и спокойных времен. Они смотрят на умиротворяющий закат с надеждой на будущее, готовые следующим утром вновь уверенно улыбнуться грядущему дню.

А в том кривом зазеркалье, куда он так настойчиво и уверенно теперь делал шаг, при желании тоже можно было поймать последние лучи уходящего дня. Но здесь они совершенно непостижимым образом изменялись: преломлялись, искривлялись и по чьей-то злой воле уже не светили и не грели. И даже любоваться ими теперь было невозможно, а, скорее всего, наоборот – опасно! Здесь они почему-то из чарующе-закатных всполохов становились вдруг яростно-обжигающими протуберанцами, кроваво-красными, багровыми, переходящими в маслянисто-липкую черноту бесконечно долгой ночи, пропитанную дымом пожарищ и взрывов. По воле буйных смерчей и ураганов тысячелетних войн, из покон веков клубясь и бурля, эти тучи летели над землёй и проливались солёными ливнями слез, смывающих в небытие целые народы. Безумные вспышки тысяч орудийных залпов, подобно грозовым молниям несли за собой неминуемые раскаты чудовищного грома, инфернально сливавшегося в миллионы предсмертных голосов. И что бы люди ни делали, как бы ни старались избежать этого, но год за годом, столетие за столетием, питаемые бурными потоками добровольных жертвоприношений, все так же бесконечно устремлялись к горизонту полноводные реки человеческой крови. И никто на земле не мог сказать, наступит ли когда-нибудь этому конец.