Томас Харрис - Молчание ягнят

— Что она за женщина?

— Прекрасная, но строгая, обладает большим умом. Вам, Старлинг, она должна понравиться.

— Куколка в горле Клауса остается нашим секретом? Мы можем скрыть ее существование от газетчиков?

— Не более трех дней.

— Поэтому действовать нужно немедленно.

— Не следует доверять Фредерику Чилтону и вообще никому из его персонала, — сказал Крофорд. — Узнает Чилтон — узнает весь мир. Ему известно, что вы занимаетесь делом Клауса, но никак не связаны с делом Буйвола Билла.

— Сегодня поздно ночью?

— Это единственно возможное время. Вы должны знать, что информация о куколке в горле жертвы из Западной Вирджинии появится в утренних газетах. Об этом проболтался местный медэксперт. Теперь это уже не секрет, — проговорил Крофорд и взялся за телефонную трубку.

Большая ванная комната, вся в белом кафеле, светильники под застекленным потолком, изящные полочки в итальянском стиле на стенах из декоративного кирпича. Множество вьющихся растений и косметики.

Большое зеркало запотело от горячей воды. Из-под струй душа слышится на редкость высокий голос.

В дверь ванной снаружи скребется маленькая собачка.

Под душем Джейм Гамб, белый, тридцать четыре года, рост около ста восьмидесяти шести сантиметров, вес более девяноста двух килограммов, каштановые волосы, голубые глаза, никаких особых примет. Свое имя, Джеймс, он сам произносит без буквы «с» — Джейм. И требует того же от остальных.

Смочив тело, он намылил грудь и бедра голыми руками, а ненавистные места тела — мочалкой. Ноги немного толстоваты, но он считает, что они в общем-то привлекательны.

Гамб тщательно вытерся, нанес дорогой смягчающий крем.

Вдавил мочалкой свой половой член и яички между ног, вытер большое, в полный рост, зеркало и встал перед ним, поигрывая бедрами, хотя мужские принадлежности здорово мешали ему при этом.

— Сделай что-нибудь со мной, любимый. Сделай побыстрей. — Он говорил в самом высоком регистре и при этом верил, что получается очень неплохо. Никакие лекарства не смогли изменить его голос, но зато они уничтожили волосы на слегка выпирающих грудях. Многочисленные электропроцедуры остановили рост бороды и усов. Но он все равно не был похож на женщину. Он был мужчиной, который мог защитить себя не только кулаками, но и ногтями.

— Что ты собираешься со мной, сде-е-елать? При звуке голоса в дверь снова заскреблась собачка.

Гамб надел халат, впустил маленького белого пуделя, взял его на руки и поцеловал в пушистую шерстку.

— О-о-о! Ты проголодалась, моя радость? Я тоже. — Чтобы открыть дверь, он пересадил собаку на другую руку. Та попыталась вырваться. — Минутку, дорогая. — Свободной рукой он поднял с пола около кровати мини-карабин четырнадцатого калибра и положил его на подушку. — Тихо, тихо. Мы будем ужинать через минуту. — Спустив собаку на пол, он нашел домашние туфли. Пудель, глядя на него преданными голодными глазами, побежал за хозяином на кухню.

Из микроволновой печи Джейм Гамб достал три готовых упаковки с ужином.

— Две от «Хангри мэн» для себя и одну от «Лин казн» для пуделя.

Собака жадно проглотила мясо, десерт, но не прикоснулась к овощам.

Джейм Гамб оставил на своих тарелках одни кости.

— Ты еще не справилась с делом номер два. Ну хорошо, я не буду смотреть. — Он прикрыл глаза рукой, но сквозь щели в пальцах продолжал подсматривать. — О, моя крошка! Ты же настоящая леди! Ну, теперь пора в постель.

Мистер Гамб любил укладываться спать. Он делал это несколько раз за ночь. Он любил и просыпаться, любил, не зажигая света, подолгу сидеть в одной из комнат или даже работать, когда появлялись какие-то неожиданные идеи.

Прежде чем выключить на кухне свет, он на секунду задумался, собрал пустые тарелки, вытер стол.

Щелчок выключателя, и в центральной части дома вспыхнул яркий свет.

Джейм Гамб начал спускаться с тарелками в руках. Собачка завизжала и носом открыла дверь, пытаясь догнать хозяина.

— Ну, хорошо, глупышка Билли, — проговорил он, поднимая пуделя.

В подвальной комнате прямо под кухней находился глубокий высохший колодец.

Его край, обложенный кольцом из кирпича, на семьдесят сантиметров возвышался над песчаным полом.

Достаточно тяжелая оригинальная деревянная крышка лежала на своем месте.

В ней был сделан люк размером как раз для ведра.

Дверца люка была открыта, и Джейм Гамб высыпал туда остатки пищи со своих тарелок. Кости, куски овощей мелькнули и исчезли в кромешной темноте люка. Пудель сел рядом и жалобно, просяще заскулил.

— Нет, уже ничего не осталось, — сказал Гамб. — Ты и так слишком толстая.

Он поднялся по ступенькам, нашептывая собаке:

— Ах, ты, моя толстушка.

Он не обратил никакого внимания на приглушенный безумный крик, эхом донесшийся из черной дыры:

— ПОЖАЛУЙСТА…

Спускаясь по ступенькам к камерам преступников-психопатов, Старлинг всеми силами старалась не слышать шум и крики, хотя и чувствовала, как по ее коже бегают мурашки.

Давление, казалось, увеличилось, будто бы она глубже и глубже спускалась под воду.

Близость сумасшедших, мысли о брошенной и одинокой Кэтрин Мартин придавали ей решимости. Но сейчас одной решимости мало — необходимо спокойствие, уравновешенность, максимум хитрости.

Ей нужно спешить, но не показывать этого.

Если доктор Лектер знает ответ на ее вопрос, она обязана не проглядеть его в потоке хитроумных размышлений преступника.

Санитар нажал на кнопку и тут же оставил ее наедине с открывшим дверь Барни.

— Добро пожаловать к нам опять, — сказал тот и защелкнул за ней замок.

— Привет, Барни.

— Какой вам нужен свет?

Коридор между камерами был неосвещен. Только в конце она увидела пятно света, падающее на пол из камеры.

— Похоже, доктор не спит.

— Никогда не смыкает глаз ночью, даже если выключаем электричество.

— Давайте все оставим, как есть. Старлинг двинулась по коридору. Она не заглядывала в камеры по сторонам. Звук собственных шагов казался ей слишком громким. Кроме него тишину нарушал храп из одной или двух камер, покашливание из третьей.

Она решила не смотреть в клетку доктора Лектора, не убедившись в том, что он увидел ее первым. Ощущая холодок между лопатками, она подошла к телевизору и убрала звук. Лектер был одет в белую пижаму, под цвет его обиталища. Цветными были только его волосы, глаза и красный рот. Он сидел за столом около оградительной сетки и рисовал.

— Добрый вечер, доктор.

Между красных губ появился кончик языка. Коснувшись верхней в самой ее середине, он тут же исчез.

— Кларис. — Голос был хрипловат. Ей вдруг стало интересно, когда он говорил в последний раз. Вечное молчание… — Вы довольно поздно для своих занятий.