Роман Шабанов - Маньяк номер один

– Эй! – захрипел он, не узнав свой голос. Послышалось резкое шевеление где-то в метре и шепот:

– Кто тут?

Хриплый, но женский детский голос. Спокойный… несущий угрозу.

– Я-я нико-нико-го не тро-трогал.

Ленчик задергался, и если бы смог оторваться от трубы, то прополз через эту щель и наружу туда, от этого ужасного запаха, отчего не выдерживает нос и нервы.

– Тихо! Он может услышать.

– Он? Кто он? А ты кто? Не вижу. Ничего не вижу.

– Успокойся, я в той же заднице.

В той же… Он не один?

– Что мы здесь делаем? – прошептал он.

– Сидим. Или лежим. Нельзя постоянно сидеть. Бульонка застывает.

Нельзя? Бульонка?

– Нас поймали, – твердо сказала девочка. – Тебя только что, я тут неделю, другие и того больше. Это приблизительно, потому что тут нет солнца, часов и магазинов, закрывающихся в восемь.

– Нас? Другие?

– Да, сударь. Конечно, ты думаешь мы тут одни? Ну, с днем Валентина. Ты и я и еще двое. Они там. Я щелкну чтобы ты понял. Там.

Щелк. Ага, там, где… темно. Блин, а где по-другому?

– Только они все время молчат. Я как-то волнуюсь.

Все время? Она волнуется?

– А что если они того?

Только сейчас мальчик осознал, что все то, чего боялся в детстве, все, чем его пугали, обрело жизнь. Обернутые в простыню рассказы, открытое окно, черные кошки, лязг ключей и визг тормозов, капли крови на асфальте. Прикольно? Все его усмешки над глупыми ужастиками, дешевыми масками Орков в переходах были усмешками над тем, что произошло. Если падают самолеты, то с кем-то, не с ним, и бывало, что мальчики садились к чужим дядям в машину и пропадали. Но все это было настолько далеко, как будто существовал другой мир, другая реальность, в которую чтобы попасть нужно было пролезть через игольное ушко или впасть в кому?

– Что он хочет?

– Он знает.

Послышался кашель мокрый и болезненный. Еще один пленник очнулся. Он поворчал с минуту и застонал: «Кто-нибудь включите свет!»

– Жив, Роба. Только под себя сходил. Печалька. Тебя как?

– Я Ленчик.

За дверью послышался шорох. Казалось, что пес потерявший след обнюхивает все вокруг. Зазвенели ключи, не один, целый ворох, как будто комнат было много. А что если их много? Что если в каждой комнате по ребенку. Бизнес по продаже детей процветает. И пересадочники тоже всегда при деле.

Дверь скрипнула. Огромный силуэт стоял в проеме. Он заслонял тусклый свет, идущий справа, отчего вторая половина была в тени и создавалась видимость половины тела.

– Что вам нужно? – закричал Ленчик. Он не слышал, как шепчет «тсс» новая знакомая. Кровь ударила в голову. Головокружение. Он выдохнул, но легче не стало. Он заставил себя не дышать, чтобы набраться смелости.

Человек вошел. Тяжелые ботинки с двухсантиметровой подошвой, темные джинсы, куртка с серебристыми пуговицами, кепка с эмблемой «Sunny». За спиной – треугольный плафон и интерьер не в фокусе. Скудное освещение позволяло узреть спутанные косички, заколоченное окно и два больших медвежьих силуэта, привязанных к трубам. Он поставил два ведра у мальчика. Пощупал пульс. Его руки были холодными. От него пахло сладкими конфетами. То ли клубничные, то ли банановые.

– Я ничего никому не сделал? – прошептал мальчик. – Вы только скажите, что вам нужно. Мы найдем деньги. Сколько стоит почка? Мы можем просто заплатить. За две, да нет же, за килограмм. Как в магазине.

Человек посмотрел на лежащих без движения, потрогал ближнего, поднял руку.

– Она кажется того, – прошептала девочка со спутанными косичками.

Человек строго посмотрел на нее. Его взгляд пронзил, оставил рубцы, мальчик сжимал пальцы и рук, и ног, уже не боясь сломать что-то в себе – лишь бы отвлечь от бешено рвущегося из груди сердца.

Она? Того? Это значит, что ей плохо и нужна помощь. Пощупать пульс, поставить градусник, дать воды, горячего чая. Что он там возится? Нашатырку под нос, растереть виски, разогнать кровь. Она просто в обмороке. Ей нужен воздух. Куда он ее несет? Он же ничего не сделает ребенку. Это же ребенок. Мы же все дети. Он же знает это?

Лязгнули ключи – три поворота, медленные грузные шаги и снова темнота, кажется еще более зловещая чем прежде.

– Я Поля, – произнесли косички. – Поллета. Только не зови меня Полькой.

– Куда он его? – нервно спросил мальчик.

– Понятия не имею, но точно знаю, что Лола не вернется.

Она точно знает. Как она может точно знать?

– Даст воды, вызовет скорую и отпустит. Если тебе от этого легче.

– Да кому здесь может быть легче? Это, мать твою, подвал…

Ленчика трясло.

– Нет, это просто комната.

– Да какая к черту разница! Это ты такая мудрая, что можешь отличить подвал от комнаты, холодильник от шкафа. Конечно, тут же свет, много света, ослепило даже.

– А ты смешной, – засмеялась Поля.

Самое время смеяться. Самое время… кричать… это же квартира, значит должны быть соседи.

– Люди. Помогите! Кто-нибудь! Вы меня слышите? Вы должны слышать!

Появилась надежда, какая-то незримая, смутная, как Амстердам или тонкий лед, но сейчас самая настоящая.

– Я здесь? Мы…здесь.

Веревка содрала кожу. Но теперь она была просто веревкой, как и то, что это просто комната и там за дверью просто какой-то урод, от которого можно убежать, сбить с ног.

– Заткнись! – сквозь зубы проворчал Роб.

– Если я буду молчать, то что-то измениться? Нам нужна помощь. Нужно стучать вместе, тогда все получится.

– Не получится, – спокойно произнесла Поля, но было уже поздно человек был за дверью. Он не торопился открывать дверь. Он стоял и как будто ждал, что будет дальше. Но что дальше. Ленчик не мог кричать. Силы покинули, и весь свет, что так яростно залил мозг потух.

– Он больше не будет, – спокойно сказала девочка,– Ты же больше не будешь?

Он пожал плечами. Хорошо, что этого никто не увидел.

Ленчик понял, что нужно молчать. Если ты еще жив, то значит есть какая-то надежда. Маленькая, какая другая, но есть!

6

Полицейский участок на Авиамоторной имел дурную славу. Славу по мелкашке. На один квадратный метр в месяц – одно мелкое дело. Мелкие кражи, драки дома, на улице, телефонные угрозы, бомжи и бездомные собаки, порча витрин, автобусных остановок. Сотрудники скучали по настоящему делу. Но не смотря на отсутствие оных, в районе ежеквартально проводились рейды – проверяли в метро, вузах, крупных сетевых точках, типа «Магнита» и «Пятерочки», даже останавливали на улице. В обезьяннике регулярно сидели по десять, а то и пятнадцать человек.

Ленину посчастливилось иметь козырную фамилию, звание старлея, и сидеть на горячем не остывающем стуле. Рядом на столе с неровными стопками бумаг, стоял остывший чай, в котором плавал замученный лимонный кружок. За решеткой стоял парень с бородой, но без усов.