Лев Голубев-Качура - Я найду, кто убил тебя! Триллер

Её рука, державшая несколько бумажных купюр разного достоинства, на половине пути ко мне застыла в воздухе, а в глазах мелькнуло удивление, испуг, радость – всё одновременно. Она долго и пристально разглядывала меня, а затем неуверенно прошептала:

– Ты-ы?

И, казалось, пытаясь избавиться от наваждения, она помотала головой и переспросила:

– Алексей…? Это, правда, ты…, Алексей? Это не сон?

– Не пугайся и не удивляйся – это, правда я, в камуфляже и без грима.

– Ноо, ка-а-к? Ты же…, ты же, – она немного замялась, – ты же… в… тюрьме?

– Как видишь, нет. Я не только не в тюрьме, а совсем рядом с тобой…. Я не мираж, можешь даже прикоснуться ко мне, – слегка пошутил я.

– Ни-че-го не по-ни-маю, – побледнев ещё больше, почти по слогам прошептала она.

– Ириш, давай отъедем куда-нибудь, где поменьше народу, и там поговорим…. Лучше за город, в какое-нибудь недорогое кафе. Я голоден, как не знаю кто!

– Хорошо.

Она ещё раз посмотрела на меня. Казалось, она всё же ещё не совсем была уверена, что на заднем сидении её «Мазды» действительно сижу я.

* * *

Через некоторое время мы сидели за столиком в небольшой загородной кафешке, и ели. Вернее, ел я. Ел, потому что был зверски голоден, а Ирина, не сводя с меня задумчивого взгляда, лишь пригубливала по глотку, кофе.

Проглотив пару порций второго – свою и Иркину я, отпивая понемногу из бокала белое вино, кратко поведал ей о своей жизни и приключениях после приговора районного суда.

Она слушала внимательно, и лишь однажды перебила мой рассказ, поинтересовавшись, почему я не написал ей ни одного письма, не прислал весточку о себе…, почему…, – она, не договорив, замолчала.

В её глазах явно читались, и непонимание происходящего, и желание поверить мне, и ещё много чего.

– Ириша, я очень хотел написать десять, двадцать, сто писем…, и… я их писал, честное слово писал, но только в голове, мысленно, а не на бумаге. Я очень хотел видеть тебя, слышать тебя, и тоже очень хотел получить от тебя хоть строчку, но не мог себе этого позволить, чтобы не привлекать к тебе внимания органов.

Поверь мне, я тебя люблю и твоя жизнь, твоя любовь, если ты всё ещё любишь меня, по-прежнему любишь, много для меня значат…

– Ах, Лёша, Лёша…, одна строчка твоего коротенького послания и…

– Ты, что…, у тебя кто-то есть? – испуганно спросил я, и мне кажется, даже побледнел.

Она не ответила, заставив моё сердце болезненно замереть в предчувствии огромной потери…, потери любимой Иришки.

– Скажи мне, только правду скажи, Алексей, тебя оправдали, и ты… теперь…

– Нет. Я убежал и меня ищут, – решился я на полную откровенность, потому что без её помощи я не смог бы осуществить свой план…

И, если она…, если у неё…. Я совсем запутался в своих мыслях и не нашёл ничего лучшего, как брякнуть:

– Ты поможешь мне?

А, брякнув, стал с тревогой и душевным волнением ожидать её ответа, как ожидал когда-то решения суда.

Она долго молчала, казалось, она что-то решала для себя, а потом медленно-медленно проговорила:

– Я помогу тебе…

И, вдруг, словно прорвалась плотина, она громко продолжила:

…Чёрт бы тебя забрал, Алексей! Ты где-то пропадаешь на год, а потом появляешься в дурацкой одежде старика, да ещё горбатым, и начинаешь что-то требовать от меня…, спрашивать люблю ли я тебя! Господи, как я ждала от тебя хоть одно письмо, ну, не письмо, а лишь одну строчку…, а ты, ты?! – Ты, молчал.

Крупные слёзы горечи и обиды, как два ручейка, полились из её глаз.

Я знал, что виноват перед ней, но… я хотел отомстить за мою сломанную жизнь и за смерть Севки и…, я очень любил её. Поэтому, сидел и ждал её окончательного решения.

На нас стали оглядываться сидящие за соседними столиками посетители и, чтобы как-то успокоить Ирину, я положил свою руку на её мелко подрагивающие от волнения, пальцы.

Постепенно она немного успокоилась. Её рука с пустой кофейной чашкой перестала нервно постукивать по столу, и Ирина, вытерев слёзы, изучающе взглянула на моё лицо. Казалось, она хотела найти в чертах моего лица ответ на мучивший её вопрос.

Вероятно, она нашла то, что хотела найти или увидеть и, с какой-то неуверенностью в голосе, прошептала:

– У нас есть дача, правда небольшая…. Можешь…, временно, пока не разберёшься со своими делами, пожить в ней…

– Аа-а… у тебя уже нельзя? – с некоторой надеждой заглянул я ей в глаза.

– Пока нельзя…. Быть может…, потом…, не знаю, – и, она замолчала.

Я понял, у неё кто-то есть: моё сердце дрогнуло, в нём, на короткое мгновение, вспыхнула боль, да так и осталась занозой, а глаза застлал туман.

– Да не смотри ты на меня так, нет у меня никого, – прошептала она.

На сердце стало немного легче, но всё равно оно продолжало громко выстукивать в груди. Я смотрел на Иришку и не мог оторвать взгляда от её лица. Бывает же так в жизни: встретятся два совершенно незнакомых человека и, словно магнитом, притянет их взгляды и души друг к другу. А сердце начнёт выстукивать – это он, это она, это моя судьба!

Конечно, сердце тоже может ошибиться, принять желаемое за действительное, но только не у меня. Я совершенно точно знал – Ирка, моя судьба до конца жизни. Только вот… думала ли она так же обо мне? А насколько было бы мне легче, если бы я был уверен в её ответном чувстве.

Раньше, до тюрьмы, я был уверен, а сейчас… не знаю, да и она на мой вопрос не ответила конкретно, промолчала…

Одним глотком я опорожнил бокал с вином.

Ирина, не говоря ни слова, поднялась и пошла на выход, а я, расплатившись за обед и чуть отстав, последовал за ней.

* * *

Её дача, вернее, дача её родителей: небольшой двухкомнатный дом в самом конце деревни, мне понравилась. Всё в ней было без изыска, просто, но чисто и опрятно, то есть, как сказала Нона Мордюкова в известном фильме – «Бриллиантовая рука» – «Простенько, но со вкусом». Очень правильные слова и они, как нельзя лучше описывали Иркину дачу!

– Располагайся. Можешь затопить плиту, дрова в сарайчике… – Найдёшь дровяной сарай, или показать? А я…, я схожу, предупрежу соседей и правление, что на зиму сдала домик в аренду – так будет меньше разговоров и вопросов к тебе.

Ну, что ж, подумал я, хоть и без президентских удобств, но всё-таки крыша над головой и, пока она не ушла, быстро спросил: «Ириш, ты вернёшься? А то… мне…»

На какое-то мгновение она задержалась у двери и, уже держась за дверную ручку, ответила – «хорошо!»

Я растопил плиту, благо, живя в зимовье Захарыча, я поднабрался опыта по этому, отнюдь не простому действу, а минут через тридцать пять-сорок вернулась Ирина. Оказывается, она успела смотаться в ближайший магазин и купила продуктов.

Выложив всё на стол, она села на стул и, подперев голову рукой, стала наблюдать за запевшим свою нехитрую песенку, чайником. Я тоже присел к столу и попытался взять Ирину за руку, но она медленно убрала её и, отрицательно покачав головой, опять повторила сказанные в кафе слова – не сейчас… потом, как-нибудь.