Алексей Вершинин - Умирая дважды

–Хм, след теперь у вас – никто не позавидует. Странгуляционная борозда. – с жуткой торжественностью объявил человек в костюме и принялся с занятым видом изучать один из гобеленов.

Дышать сразу стало легче, но неожиданно для себя Веббер сознался

– Мне было очень страшно.

– Я же говорю вам, что вы эгоист. – судя по тону незнакомец был доволен ответом, – и неужели вы сейчас ничего не боитесь?

Генри молчал.

– Обычно попавшие сюда осознают все несколько позже. Кто вам все рассказал?

–Раст, санитар с родимым пятном на руке. – ответил Веббер, но голос его звучал виновато. Теперь он сам себе напоминал Хостера. Вся ярость куда-то улетучилась и теперь он сидит, осунувшись, в заблеванном халате и не смеет поднять глаза. Этот человек в костюме здесь решает абсолютно все и даже славившийся своей жестокостью мистер Нейвер был пешкой в его руках. Нервы, вернее, все то что от них оставалось, начинали сдавать.

– Убейте меня. Я во всем раскаялся. Меня же должны были…

– Казнить? – перебил его человек, – А вам не кажется, что это слишком простой для вас выход? И чего стоит ваше раскаяние, если при первом удобном случае вы полезли в петлю, дрожа от страха перед тем, с чем вам предстоит столкнуться.

– Убейте и делайте со мной, что вам вздумается. – бросил в отчаяние Генри.

– Знаете, грош цена вашему самобичеванию. А если все, что здесь с вами происходит и произойдет – это квинтэссенция вашего покаяния. Физическое воплощение совести. Ведь какой толк от ваших слов и мыслей, если пятилетняя девочка умерла из-за вашей ошибки, а вы просто покинете этот бренный мир, просто извинившись? А ведь на вашей совести две жизни – ее мать уснула навсегда, приняв большую дозу снотворного.

О боги, что же он наделал. Порой казалось, что все это лишь сюжет какого-то сна или фильма. Ведь не может абсолютно нормальный человек уничтожить счастливую прежде семью. Боль в голове. Генри закрыл руками глаза и прошептал.

– Я не хотел, клянусь.

– Вы уже клялись прежде, именем Гиппократа, и в ваши руки была вверена человеческая жизнь. Вы нарушили свой обет и теперь жизнь ваша в моих руках по праву.

–Кто вы? Вам это все доставляет удовольствие. Или это секретный эксперимент? – Веббер огрызался, ненавидя себя и понимая все свое ничтожество.

– А какое это имеет теперь значение для вас? Да если бы мне платили за все это – это бы умалило вашу вину? Или вы чувствовали бы себя жертвой? Ведь так по геройски – выставить себя страдальцем. Только, к вашему огорчению, здесь соболезновать могут лишь вам подобные, но и им всем наплевать на других, они и сами, по их мнению, мученики. – слова незнакомца звучали совсем рядом с койкой.

Генри хотелось спрятаться. Но бежать было некуда. Здесь, в холодной дубовом кабинете, одетый в грязный халат, он барахтался в жестокой правде словно жук, попавший в банку с водой. И человек в костюме нависал над ним как палец, готовый его раздавить.

– Ваша внучка, Энни, кажется. Чтобы вы сделали, случись с ней несчастье? – спросил он.

– Не трогайте ее, умоляю. – Веббер поднял глаза, – Она не виновата. Ведь у вас уже есть я.

– За кого вы меня принимаете. – холодно ответил незнакомец. – Вы ее любите?

Генри окончательно потерял остатки самообладания. Слезы хлынули наружу и он, рыдая как ребенок, рассказал все. О той аварии, после которой Энни лежала в коме и о ночах, которые он провел у ее постели на протяжении года, сжимая детскую ручку в своей ладони. В очередной раз признался в употреблении морфина и кокаина перед сменой, чтобы хоть как-то стоять на ногах. Весь дрожа, как в первый раз наказанный ребенок, описал все подробности той злополучной операции. Неверное движение руки, внутреннее кровотечение, крики ассистентов. Док, пульс падает. И он стоит посреди всей этой суматохи, разглядывая кровь на перчатках. Док, она теряет кровь. Странное чувство спокойствия. Его отвели от стола, кто-то сунул под нос нашатырь. Он весь дрожит. Пульса нет. Давление слабое. Она умрет. Короткие фразы, словно скальпель вскрывавшие неизбежное. И в конце – писк кардиомонитора, непрерывный и бесконечный как сама смерть. Сидя в углу, он видел все – холодные беглые взгляды ассистентов, ее родителей в коридоре, по ту сторону стекла и бледное лицо девчушки, закрытое маской аппарата искусственного дыхания.

– Энни…. Нейрохирурги тогда сказали, что у нее один шанс из десяти тысяч… Повреждения мозга слишком большие. Что будет лучше отключить – захлебываясь в плаче, кричал Генри. – Я не хотел. Мне это все помогало оставаться на ногах. Но в то утро… Слишком большая доза… Я соврал, что смогу… Энни не виновата.

Незнакомец слушал его не перебивая. Выражение лица перестало быть холодно-жестоким. Лоб был нахмурен. Вебберу на мгновение показалось, что его палач ему сочувствует. В комнате воцарилась холодная тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями Генри и треском мертвого камина.

Неизвестно сколько времени погрязло в безмолвии. Секунда, две или сутки. Успокоительное начинало действовать и сонная слабость начала овладевать телом и сознанием, когда двери распахнулись и упрямый неоновый свет коридора залил полусумрак.

– Господин, господин. – запыхавшийся санитар вбежал в комнату, чуть не налетев на Генри, – мистер Нейвер! Он… Это.

Господин спокойно посмотрел на него и жестом приказал продолжить

– Мистер Нейвер застрелился. Прямо за рабочим столом. Там мозги на окне. – выпалил санитар.

– Хостер умер? – недоумевая, спросил Генри.

– Веббер, вам как доктору доподлинно известно – если мозги находятся на окне, а не в черепной коробке, человек как правило не в состоянии жить. – безучастным тоном ответил ему господин, – Я поднимусь через пятнадцать минут, оставь нас с доком наедине.

– Да, конечно. Я приказал ребятам ничего там не трогать до вашего прихода.

– Итак, Генрих Веббер, на что вы готовы ради Энни? – спросил незнакомец в черном, когда дверь закрылась.

Мысли влетели в тупик на огромной скорости и перестали быть отдельными друг от друга. Хостер Нейвер, жестокий мясник, буквально только что вытащивший его из петли, пустил себе пулю в голову. А человек в шикарном костюме, сидя за креслом в дьявольски красивом кабинете спрашивает его про внучку и глядя в глаза ждет ответа.

– Я не совсем понимаю вас, сэр. Энни, она ни при чем.

– Первый раз назвали меня “сэр”. Хорошее начало. – усмехнулся господин и тот час же твердо сказал, – Вам чертовски повезло, что вы решили наложить на себя руки именно сегодня. Я вам даже больше скажу – поблагодарите своего покойного отца, привившего вам тягу к медицине. У вас есть шанс вылечить Энни. Не один из десяти тысяч. Не шанс, а стопроцентная возможность, даю вам слово. Я могу помочь, она станет полностью здоровой. Все зависит от вас.