Рина Шеллер - Искупление

– Вот-вот, и меня этот вопрос заинтересовал, – съязвил Лесников. – Мне осталось два месяца службы, столько ещё дел нужно привести в божеский вид, а вы мне подкидываете какую-то куклу с юрфака… Вы же говорили, нам должны сотрудника из другого отдела перевести, а теперь появляется эта девочка…

– Она лейтенант милиции, – громовым голосом поведал Душков. – Между прочим, отличница своего выпуска…

– Я никогда не любил отличников, – заметил Лесников. – Они много о себя мнят, а сами протокол составить не могут, не наделав кучу грамматических ошибок. Я же почти отставник, зачем мне на прощание головную боль подкидывать, она же не разберётся со всем тем, что у меня есть.

– А у тебя что, спрашивали, чего тебе хочется? – высокомерно вздёрнув косматую бровь, спросил Душков. – Пока я здесь начальство, я всё и решаю. Не надо устраивать истерики, Ксения во всём разберётся. Ты знаешь, что она дочь адвоката Сурина?

Лесников хмыкнул.

– Какая важная информация, недостающий кусочек мозаики. Теперь-то вся картина ясна. Папа попросил, и его доченьку устроили. Интересно, а сколько сейчас пытаются найти хоть какое – то вшивое место куча настоящих юристов?

– Позволь спросить, тебе какое дело, кто какую работу ищет? – нахмурился Душков. – Много позволяешь себе говорить. С каких это пор ты стал таким избирательным?

– С тех самых пор, когда вы убрали моего помощника и поставили того плюгавого стукача, – холодно ответил Лесников.

Лицо Душкова, и без того красное, стало покрываться пурпурными пятнами.

– Да ладно, неужели вы думали, что я не понял, что он ваш стукач? Вы всегда меня подсиживали, всегда доставляли кучу проблем, и теперь напоследок решили напакостить. – Лесников подошёл вплотную к Душкову и посмотрел тому прямо в глаза. – Но теперь осталось не так много времени, когда я скажу вашей богадельне «до свидания»…

– Послушай меня ты, зарвавшийся хрен с горы, – просипел Душков, – ты передашь Киртаевой эти дела, даже если ты этого не хочешь. Есть устав и должностные обязанности, которым ты должен следовать. Если будешь высказывать недовольство, то мне придётся писать рапорт на имя вышестоящей инстанции о твоей некомпетентности. Поэтому решай сам: либо ты будешь выполнять свою работу, либо уйдёшь на пенсию не с почётом, а опозоренным стариком. Это я тебе гарантирую. Так что в твоих интересах, чтобы эта девочка быстро поняла, что к чему, иначе, – он гадко улыбнулся, – у меня будет что написать в рапорте.

Лесников отошёл от начальника и сплюнул.

– Ну, если вы настаиваете, Олег Семёнович, то я передам дела Киртаевой. Однако кофе и пирожки из столовой я таскать ей не собираюсь. Учтите это.

– Я знал, что мы поймём друг друга, – и Душков вышел из кабинета.

Лесников вздохнул прокуренный спёртый воздух кабинета поглубже и посмотрел в голое окно. За окном царила весна, скромная, только распускающая свои зелёные кудри, но она уже грела своими лучами промёрзшую землю, и под треснувшим льдом уже пробивались маленькие ростки новой жизни.

– Извините, я могу наконец войти? – услышал следователь за спиной раздражённый голос нового стажёра.

Надо же, она с характером, думал Лесников, рассматривая Киртаеву. Что-то всё-таки было в этой девчушке с юрфака. Отличница… Хотя, наверное, только отличнице мог принадлежать такой выпуклый и упрямый лоб, на который лёгкой медной прядью спускалась чёлка. Тонкое породистое лицо, алебастровая кожа, с щёк ещё не сошли пунцовые пятна негодования, и зеленющие сверкающие глаза.

– Как вас там зовут, коллега? – нарочито деловым тоном спросил Лесников.

– Киртаева Ксения Владимировна, – казалось, она отрубила топором каждое слово, и с вызовом посмотрела на следователя.

– Держите, – и Лесников протянул девушке розовую канцелярскую резинку.

Ксения с удивлением взяла и непонимающе посмотрела на своего шефа.

– Зачем мне это?

– А ты волосы завяжи, – просто ответил он и чиркнул зажигалкой.

– Я что-то вас не понимаю, – лицо молодой девушки ещё больше покраснело. – Вам чем-то не нравится мои волосы?

– Понимаешь, коллега, я не знаю, какой дресс-код соблюдался у вас на юрфаке, но в моём представлении, если в ментовке появляется девица с длинными распущенными волосами, то она как пить дать шалава… Ну-ну, не смотри на меня так, я серьёзно говорю. Если ты пришла работать следователем, то сотри с губ свою дорогущую помаду, – тут в голосе Лесникова зазвенел металл, – заколи волосы и заруби себе на носу, что если ты хоть раз при мне придёшь в таком виде, то я тебя лично обрею наголо, а перед этим с мылом умою лицо. Тебе ясно?

Киртаева сжимала и разжимала кулаки, вперив в Вячеслава Гавриловича ненавидящие глаза.

– Ясно, – тихо ответила она.

– А ты понятливая, это уже хорошо, – широко улыбнулся Лесников и затушил сигарету. – Приведи себя в порядок прямо сейчас. Да, – окликнул он обернувшуюся к двери девушку, – постарайся приходить на работу в одежде следователя, а не ученицы юридической гимназии.

Киртаева с треском захлопнула за собой дверь, а пожилой следователь рассмеялся. В маленькой кабинке туалета, где запах хлорки едва не задушил Киртаеву, девушка яростно мыла лицо, смывая косметику, ругаясь про себя. Что о себе возомнил этот дед, что он так запросто может наводить здесь дедовщину? Не зря Душков говорил, что он не в себе, любит покомандовать и показать характер, – всё так и есть.

Но ничего, сейчас он передаст мне дела, – с ожесточением думала Ксения, стягивая каштановые волосы в конский хвост, – и тогда посмотрим. Она ему покажет, что она тоже кое- что знает, а то он обращается с ней, как с маленьким ребёнком. Самое главное, она ему не покажет, что он её обидел, ни за что.

Вернувшись в прокуренный кабинет, полная сил и решимости, Ксения застала Лесникова с неизменной сигаретой.

– Что у нас идёт по плану? – деловито осведомилась она.

– Предлагаю пойти в кафе и закусить, а то время обеденное, заодно и расскажешь о себе.

Кафе, в которое каждый день ходил Лесников, располагалось через дорогу от участка. Вступив на порог, девушка про себя поморщилось: маленькое ошарпанное заведение с несколькими столиками. Пол был облицован старой плиткой, шершавой и потрескавшейся, а на стенах висели плакаты советского времени, призывающие мыть руки перед едой, не болтать и прочее в том же духе. За буфетом, уставившись в маленький, прикрученный наверху телевизор, стояла высокая пожилая дама в белом халате и в белом колпаке, словно только что сошедшая с одного из плакатов.

– Здравствуй, Любовь Михайловна, – весело поздоровался Лесников, и лицо буфетчицы расплылось в улыбке. – Что-то у тебя сегодня негусто народа.

– Неподалёку пиццерию открыли, недели две походят туда, пока не отравятся чем-нибудь, и снова вернуться, – добродушно ответила Любовь Михайловна и с любопытством посмотрела на замешкавшуюся Киртаеву. – У тебя новый стажёр?