Рина Шеллер - Искупление

Кабинет следователя Лесникова, казалось, был пропитан пылью и сигаретным дымом за многие годы. Войдя внутрь, вы обнаружите небольшое помещение с одним-единственным окном, голым, как неприкрытая правда. Окно было давно не мыто, так как местная уборщица наверняка считала чем-то вроде извращённого излишества мыть окна у простых следователей. Перед окном стоял старый облупленный стол, на котором посреди груд папок, картонных и пластиковых, разбросанных в хаотичном порядке, возвышался компьютер с жидкокристаллическим монитором – единственной поблажкой, допущенной экономичным руководством. Ох, уж это руководство с их вечными экономиями на всём что только можно! И они ещё хотят повысить раскрываемость преступлений, повысить авторитет полиции, да, теперь уже полиции, в глазах граждан и преступников… А интересно, каким образом можно повысить авторитет, если, входя в кабинет, вы увидите облупленные стены, крашенные унылой зелёной краской? Может, повышает непререкаемый авторитет полиции и следователя затёртый линолеум неопределённого цвета или поломанный стул, чья ножка постоянно норовит покинуть своё место? Или, может, законопослушный гражданин должен проникнуться уважением к закону, уставившись на старый металлический шкаф, поцарапанный за свою долгую и сложную жизнь?

Конечно, если вы входите в число любимчиков начальства, то можете рассчитывать на качественные жалюзи на окнах, отремонтированный кабинет с удобной мебелью и хорошей техникой. А если вы следователь Вячеслав Гаврилович Лесников, чей отмеренный государством срок службы уже приближался к логическому концу и до долгожданной пенсии оставалось два месяца, то никаких поблажек от начальства вам попросту не светило. Лесников был сложным и неудобным работником; человеку, начавший свой милицейский путь ещё в советские годы, было сложно адаптироваться в меняющийся обстановке внутри органов. Начальство в лице полковника Душкова Олега Семёновича его недолюбливало. Попросту говоря, не любило. Причина неприязни была проста как жизнь – Лесников говорил и делал всегда то, что думал, не лебезил, не выслуживался, не пытался пролезть по служебной лестнице, а потому стал считаться нелояльным сотрудником.

Лесникову на вид было около пятидесяти лет, он был высок, худощав, даже жилист, несмотря на многолетние многочасовые тренировки. Сухое усталое лицо, гладко выбритое, на котором выделялись светлые глаза, – умные, но циничные, много раз видавшие правду жизни, всевозможные преступления, – они давно смотрели на этот мир без иллюзий. Сейчас он сидел в своём старом затёртом кресле, просматривая все дела, которые совсем скоро он должен будет передать своему преемнику, которого он ещё не видел. Лесников посмотрел в компьютер и задумался о том, что скоро на пенсию, а радости особенной нет. Вячеслав Гаврилович достал помятую пачку сигарет из пиджака и, чиркнув зажигалкой, закурил, без удовольствия, просто по привычке. Как себя должен чувствовать человек, уходящий на пенсию, о чём он может мечтать? Наверное, о том, что сможет проводить много времени с семьёй, с женой, ездить на рыбалку, собирать грибы-ягоды и наслаждаться свободным временем, которого у него никогда не было.

Но у Лесникова не осталось семьи: жена Людмила ушла от него пять лет назад, и не к кому-нибудь, а к успешному коммерсанту, торгующему поддержанными импортными авто, у нее, наконец, появились шубы, золотые кольца и муж, приносивший стабильный доход, – то, чего ей так не хватало в браке с Лесниковым. Впрочем, иногда она звонила ему, рассказывая о том, как хорошо ей теперь, когда она жена успешного человека, спрашивала про его жизнь, надеясь услышать, как он страдает без неё. Лесников не страдал. Он свыкся с мыслью, что будет жить один, его обижало лишь то, что дочь Оля не хочет общаться с ним. Она тоже стала для него чужой, сама отдалилась от отца и даже не сообщила ему, что он, наконец, стал дедом. И Лесников разорвал отношения с прошлой жизнью. Он твёрдо решил, что при выходе на пенсию продаст свою неуютную холостяцкую квартиру и переедет в Грибовск, на свою малую родину, купит маленький домик, будет ездить на рыбалку и солить грибы, только в одиночестве.

От мыслей его отвлёк стук в дверь, и он увидел в дверях своего начальника, Олега Семёновича, с незнакомой молодой девушкой. Душков был высоким седым толстяком, который по внешнему виду больше напоминал прапорщика на пенсии, чем полковника полиции. Он был из тех, кому не следовало переходить дорогу, и это большими буквами было написано на упитанном кирпично-красном лице с вечно самодовольным выражением. Девушка, стоявшая рядом с ним, была невысокой и очень худенькой, одетая в простые брюки и серый, почти ученический пиджак. Серьёзное выражение юного лица пыталось замаскировать волнение, которое сквозило, казалось, из всего её облика. Длинные каштановые волосы были распущены по плечам. Огромные зелёные глаза.

– Так, Вячеслав Гаврилыч, принимай пополнение в наши доблестные ряды, – добродушно прорычал Душков. – Прошу любить и жаловать, лейтенант Киртаева Ксения Владимировна, твой преемник, а пока стажёр, которому ты передашь свои дела.

В кабинете повисла напряжённая пауза. Лесников так резко затянулся сигаретой, что горящий кончик испепелил половины сигареты. Пауза становилась всё более напряжённой, и молодая сотрудница полиции каким-то неуверенным нервическим движением длинных пальцев теребила край своего пиджака. Душков стоял абсолютно невозмутимо, такое же выражение всегда было на лице старого металлического шкафа в кабинете Лесникова.

– Забавно, – наконец еле слышно произнёс Лесников, и Душков сразу напрягся – это был верный признак того, что Лесников сильно зол: всегда говорил слово «забавно» и говорил всегда еле слышно так, что можно было услышать клокотавшую внутри него злобу. – Девочка, выйди на пару минут в коридор, поболтай с новыми сотрудниками, а мы пока кое-какие детали твоей будущей работы обсудим.

Киртаева вспыхнула, бледное лицо начало пылать пунцовым румянцем, и она готова была сказать уже пару ласковых словечек этому старому менту, но потом посмотрела на застывшего Душкова, который незаметно кивнул, и она молча вышла из кабинета.

За кабинетом Лесникова размещался только унылый серый коридор с дверьми по обе стороны. Иногда из дверей выходили люди в форме или гражданской одежде. Киртаевой хотелось уйти подальше от кабинета Лесникова, чтобы не слышать и даже не подозревать того, чего он о ней там говорит.

– Может, потрудишься мне объяснить, какого хрена ты тут фортели выкидываешь? – хрюкнул Душков, оставшись наедине с Вячеславом Гавриловичем. – Что это за выходки, я тебя спрашиваю?