Клиффорд Ирвинг - Следствие защиты

Жужжащий рой отказывался покидать голову Уоррена; к нему по-прежнему являлись образы Чарм и ее нью-йоркского любовника. И, стараясь изгнать их, он еще ожесточеннее аплодировал “Астро”. Джонни Фей рассказывала ему, как она переоборудовала клуб и заменила его штат, потом вышла замуж за парня, который сплоховал в наркобизнесе: “попался с двадцатью килограммами, поэтому я развелась с ним”.

Игра подошла к десятому кругу. Стробери выбил для “Мет” хоум-ран, и на полуподаче “Астро” не смогла вынуть мяч из инфилда.

– Я по-прежнему три раза в год езжу в Одэм навещать свою матушку, и я лояльна ко всем, кто лоялен ко мне. Это мое кредо, – заключила Джонни Фей.

Они один за другим спустились вдоль трибуны к выходу. В буфете Джонни Фей топнула ногой и ткнула пальцем в грудь Уоррена.

– Послушайте, приятель. Это меня начинает бесить, а у меня есть еще одно кредо – говорить то, что у меня на уме. С той дурацкой седьмой подачи вы вряд ли слышали хоть одно мое слово. Я выложила вам всю свою биографию, о чем вы меня сами попросили, а вы сидели там, переживая, пропустит или не пропустит мяч кто-нибудь из этих пустоголовых!

– Дело не в этом, – сказал Уоррен.

– Тогда в чем? Предполагалось, что вы будете моим адвокатом вместе с мистером Шепардом. Он велел мне побеседовать с вами и рассказать вам всю правду, одну только правду и ничего кроме этого, – что, кстати, я и сделала. Но я не знаю, нужен ли мне адвокат, который не утруждает себя даже выслушать меня. Я больше не собираюсь поднимать из-за этого шум, но я требую объяснений.

Уоррен тяжело перевел дыхание и сказал:

– Моя жена сегодня призналась, что у нее есть любовник. Она, по всей видимости, уйдет от меня. Вот что было у меня на уме. А вовсе не игра.

Лицо Джонни Фей расцвело, как роза. Гнев исчез из ее двухцветных глаз.

– Тебе следовало сказать мне об этом раньше, Уоррен, – заявила она, в то время как толпа вокруг них постепенно редела.

Голос Джонни Фей стал мягче:

– В мире нет ничего, что может происходить между мужчиной и женщиной и чего бы я не знала. Я сталкивалась с этим столько раз, что могла бы написать справочник.

Она подтащила поближе к себе Фрэнка Сойера и поцеловала его в костистую щеку.

– Ты возвращайся в клуб, дорогой. Я заберу моего нового друга в бар и послушаю его историю. Этот мужчина-адвокат нуждается в помощи.

Она подтолкнула Сойера к выходу и взяла Уоррена под руку.

– Дай ей полшанса – есть такой сорт женщин, – и она вырвет у тебя сердце и растопчет его, как игрушку. Твоя жена не такая?

– Нет, – сказал Уоррен. – Она не такая.

– Тогда, может быть, я сумею тебе помочь.

Джонни Фей повела его к автомобильной стоянке.

В баре стадиона “Астродоум” после третьей порции бурбона со льдом Джонни Фей положила свою ладонь на руку Уоррена.

– Добрый мой старина-адвокат, ты готов слушать?

Этот трудный день уже приближался к полуночи, и Уоррен утомленно кивнул головой.

– Не имеет значения, что она наговорит тебе в качестве возражения, но главное, чего хочет женщина от мужчины, – это чтобы он взял командование на себя. Я лично ни разу не встретила ни одного, кто сумел бы командовать мною больше пяти минут, но я, разумеется, не теряю надежды. Может быть, как ты говоришь, твоя жена и любит тебя. Хочется думать, что это правда, – ты симпатичный парень, ты умный, и в тебе есть то, что я называю характером. Но твоя маленькая жена сконфужена. Жизнь сама по себе довольно конфузливая вещь, и люди не делают ее хоть сколько-нибудь яснее своими поступками. Если говорить вообще, то главная причина конфуза твоей жены – это ты, а не тот другой тип. Почему? Потому что ты не взял на себя командование! Все связано только с этим, поверь мне. Поэтому ты должен успокоиться и зарычать. Но не как маленький щенок. Ты когда-нибудь смотрел специальные выпуски “Национальной географии”? Я обожаю их. Видишь этих львов где-нибудь в Африке, и их самки выходят на охоту; они в состоянии съесть все, что убили, но тут появляется лев-самец и издает рычание – гррр!!! – мягкое, но, поверь мне, самки получили информацию, и они отступают, так чтобы он мог подойти и вгрызться и получить лучший кусок к обеду. Но перед этим лев должен зарычать, чтобы напомнить львицам, что он по-прежнему царь зверей. Ты становишься слезливым и печальным, твоя жена какое-то время жалеет тебя, но рано или поздно она скажет: “Не лей на меня слезы, Уоррен, мальчик мой, от этого могут заржаветь мои шпоры”. Ты должен дарить ей и немножко сладости тоже, но главным образом ты обязан давать ей почувствовать, что ты на страже, точно так, как ты делаешь это в джунглях или в зале суда. Понимаешь? Добрый Бог, словно судья, сидящий там, высоко, и добрый Бог терпеть не может растерянности, точно так же, как судья не любит нерешительных присяжных. Добрый Бог говорит: “Мистер Мужчина, Мистер Адвокат, вы можете ходить, вы можете бегать или лежать, но только никогда не дрожите”.

Уоррен, захмелевший, прислушивался к параду метафор. “Будь львом”. “Рычи”. “Будь адвокатом”. “Возьми на себя командование”. “Пожалуйста, добрый Бог, величайший судья над всеми”.

Можно ли прислушиваться к супружеским советам женщины, которая, вероятно, организовала убийство жены своего любовника, а потом человека, который для нее это убийство совершил, и которая впоследствии сама нажала на курок, застрелив своего возлюбленного?

Наверно, можно, если ты достаточно пьян. И достаточно угнетен. И испытываешь жалость к самому себе.

Этот последний укол совести потряс Уоррена. Там, в аллеях, спят бездомные мужчины и женщины; в госпиталях страдают люди с зараженной кровью; в Африке голодают дети, и прямо здесь, рядом, такие же дети умирают от передозировок и мучаются, отравленные сигаретами, в домах от одного побережья до другого. А его душа кровоточит из-за того, что его больше не любит женщина. Но я внутри этой шкуры, подумал он, и это все, что у меня есть, и это очень больно.

– Я должен идти, Джонни Фей, – сказал он, наконец, бросая на стойку деньги и поднимаясь с качающегося стула. – У меня завтра много работы.

Уоррен подъехал к дому покойного Дан Хо Трунга в девять часов утра, чувствуя похмелье после своей пьянки в баре стадиона “Астродоум”. Когда он вчера ночью вернулся домой, Чарм уже спала. В темноте он тихо скользнул в постель, придерживаясь своей половины кровати, и несколько минут прислушивался к ровному, спокойному дыханию жены. Она, казалось, была в полном порядке. Все ее слова снова вспомнились ему и посыпались, как удары. Уоррен смял углы подушки пальцами и с силой прижал их к своим векам. Ни одно из этих слов не было правдой. Я проснусь утром – и все это исчезнет, убеждал он себя.