Джошуа Спэньол - Изолятор

Я отхлебнул кофе. Он оказался холодным, горьким и противным.

Наконец Брук медленно произнесла:

– Он работал здесь.

– Предположим, – продолжил я. – Хотя это может оказаться и просто совпадением.

– Он здесь работал. А ты считаешь его сексуальным хищником. Кроме того, он вполне может оказаться родственником того самого человека, который возглавляет все это чертово дело. Если насильника прикрывали, Натаниель…

Она не договорила. Да в этом и не было необходимости.

Я полез в карман за бумажником.

Брук, глядя куда-то в пространство, проговорила:

– Как они могли такое допустить? Сколько раз подобное происходило? Эта бедная женщина…

Раскрыв бумажник, я начал выкладывать на стол его содержимое – все, что накопилось в течение нескольких последних месяцев. Визитные карточки, клочки бумаги, розовые квитанции из химчистки. Образовалась небольшая стопка. Я схватил одну из карточек, потом достал телефон и набрал написанный на ней номер.

Услышав ответчик, я набрал номер, напечатанный на карточке следующим. Теперь ответила женщина.

– Детектив Уокер, – начал я. – Это Натаниель Маккормик из Центра контроля.

Она помолчала секунду, видимо, пытаясь вспомнить, кто я такой, и понять, чего именно от нее хочу. Наконец заговорила:

– Я сейчас не на службе, доктор. Этот номер только для экстренных случаев. Пожалуйста, позвоните…

– Но мне необходима ваша помощь. Можно сказать, что этот случай экстренный.

Она вздохнула:

– Экстренный, говорите?

– Да, именно так.

– Тогда звоните 911.

Почему же, черт подери, все на свете оказываются такими отчаянными задницами?

– Мне необходимо навести справки об одном пропавшем человеке. Исчез примерно года полтора тому назад.

– Вы можете позвонить в полицейское отделение, и они наведут необходимые справки.

Я взглянул на часы.

– В пятницу, в восемь вечера?

Молчание. Мне показалось, что где-то на заднем плане верещит ребенок. Потом раздался голос детектива Уокер:

– Подожди минутку, маме надо поговорить по телефону. – Она устало и тяжело произнесла в трубку: – Хорошо, доктор Маккормик. Какое имя надо проверить?

– Кинкейд Чарлз Фальк. Он исчез…

– Полтора года назад. Я слышала, когда вы сказали это в первый раз. Перезвоню попозже.

И что творится с нашими детективами? И Джон Майерс, и Джэнет Уокер, должно быть, заканчивали одну и ту же школу твердолобых полицейских.

– Огромное спасибо, – поблагодарил я. – В долгу перед вами. Скажите: что я могу сделать?…

– О, не беспокойтесь, доктор. В следующий раз, когда дочка заболеет, я вам позвоню часа в три ночи.

– Отлично. – Я не смог сдержать улыбки. – С удовольствием приеду.

– Договорились.

Я решил, что она уже отключилась, но в этот момент детектив Уокер поинтересовалась:

– Все это имеет какое-нибудь отношение к смерти Глэдис Томас?

– Не знаю, – ответил я, имея в виду «разумеется, имеет».

– Хорошо, доктор. Предоставляю вам полную свободу действий. Только не забывайте сообщать мне все, что узнаете. Тяжело признавать, но вы можете оказаться правы. Вряд ли это самоубийство. Знаете, меня эта девушка тоже немало беспокоит.

Да, подумал я, знаю.

Разговор закончился.

– Так все-таки ты считаешь, что он исчез? – уточнила Брук.

– Именно так.

– И как же такое могло произойти?

– Да просто там, в Балтиморе, он взял новое имя – по сути, новую идентичность. Кей Си Фальк испарился, а появился некто Дуглас Бьюкенен. – Мы помолчали. – Я абсолютно не уверен. Вполне возможно, что нам ничего не удастся обнаружить. Но все равно стоит попытаться.

Я наконец допил противный, холодный кофе.

Брук взглянула на часы.

– Нужно заняться собаками. А потом тебе предстоит разыскать Элен Чен.

Телефон зазвонил, когда мы ехали по шоссе № 101.

– Доктор Маккормик, это детектив Уокер.

– Быстро, – отметил я, однако комментарий прошел незамеченным.

– Я позвонила в департамент полиции Сан-Хосе, и по моей просьбе они кое-что выяснили. В начале прошлого года было заведено дело об исчезновении Кинкейда Чарлза Фалька.

Взглянув на Брук, я поднял большой палец.

– А кто подал заявление?

– Сейчас посмотрим. У меня здесь факс. – Я услышал, как шелестят переворачиваемые страницы. – Так. Отто Фальк.

– Отец?

– Да.

– А адрес этого Кинкейда там есть?

Я взял ручку и клочок бумаги. Уокер продиктовала адрес в Сан-Хосе.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– Складывается картина, доктор?

– Понемногу.

– Ну, как оформится, сообщите. Поскольку вы – мой должник, то я воспользуюсь сведениями.

– Согласен.

– Но вызов в три ночи все равно остается в силе.

Она рассмеялась и повесила трубку.

Мы с Брук внимательно посмотрели друг на друга.

– Кажется, мы напали на след.

– Мы? – улыбнулась Брук. – Как вы изменили свое отношение к делу, доктор Маккормик!

Спидометр показывал девяносто.

– Значит, вы снова заодно с хорошими парнями?

Улыбнувшись, я покачал головой:

– Не знаю, Брук. Ничего не знаю.

Несмотря на то, что мы ехали в пятницу вечером, дорога была относительно свободной. Судя по всему, народ еще находился в подвешенном состоянии – между работой в пятницу и отдыхом в субботу. А это означало, что все собирают пожитки, но выехать еще никто не успел. Всю дорогу Брук выжимала не меньше восьмидесяти миль в час. Я поискал глазами трубчатый каркас, а поскольку такой роскоши в машине не оказалось, то приготовился геройски и кроваво погибнуть на шоссе.

Брук оставила машину на стоянке возле дома, и мы поднялись наверх, к ней в квартиру. На лестнице я поинтересовался:

– Как ты себя чувствуешь?

– Кофе оказался слишком крепким, и теперь у меня в желудке революция.

– Ты же понимаешь, что я не об этом.

– Понимаю. Ощущение очень странное. Немного взволнована, немного нервничаю. Скорее всего взволнована.

– Этим заниматься интереснее, чем мониторингом ВИЧ?

– Почти всем заниматься интереснее, чем мониторингом ВИЧ, – ответила Брук. А потом, нажимая кнопку лифта, добавила: – Очевидно, мне следовало стать полицейским.

– Им мало платят.

– Нам тоже мало платят. – Мы стояли в ожидании лифта. – Что ты обо всем этом думаешь?

– Я вообще не умею думать.

– Брось, Натаниель. Всего лишь полтора часа назад ты жалел, что не стал дерматологом, и цитировал Ницше.

– Вот видишь, что происходит, когда я начинаю задумываться? Потому и стараюсь делать это как можно реже.

– Ты просто невозможен.

Открылись двери лифта.

– Хочу спросить, – сказал я. – Вот ты с самого начала захотела участвовать в этом деле. Что движет тобой в большей мере – сознание важности момента или просто стремление убежать от скуки?