Лука Ди Фульвио - Чучельник

И Фрезе понял, что Амальди в слезах ищет спасенья.

Только на закате они сели в машину и включили печку.

– Как ее звали? – спросил Амальди вновь обретенным голосом.

– Вивиана Юстич, пятидесяти пяти лет, незамужняя, хозяйка дома, имела лицензию на торговлю антиквариатом, пользовалась доверием благородных семейств, поскольку умела хранить тайны. Торговля шла у нее неплохо.

Амальди слушал и кивал. Глаза у него были красные, а на подбородке застыли белые разводы слюны.

– Спасибо, – сказал он.

В ту ночь, сунув под мышку папку с делом, старший инспектор Джакомо Амальди вернулся в антикварную лавку, один. Всякий детектив знает, что преступление надо раскрывать по горячим следам, и первые часы очень много значат для поимки преступника. А он в эти часы рассказывал Фрезе давнюю историю о призраке, который не находит покоя. Он до сих пор еще никому ее не рассказывал. Даже психологам на курсах усовершенствования в Академии. Та история и подвигла его пойти служить в полицию и окончить психологический факультет. Тема диплома «Аберрантное поведение и убийства на сексуальной почве. Анализ личностных отклонений по материалам следственных действий». Но никому ни слова с тех самых пор. И вдруг его захлестнул поток чувств, приведший к беззастенчивой истерике. Горячие слезы на ледяных щеках в мертвенном свете заката. Только теперь, по прошествии часов, он понял, что наконец-то произнес надгробную речь, которую с непонятным эгоизмом носил в себе столько лет. Быть может, он лишь теперь похоронил истерзанное тело и позволил упокоиться душе. Но сейчас не время думать о себе, не время спрашивать, станет ли этот жест освобождением или превратит его самого в неприкаянного призрака. Не время подводить итоги, взвешивать прошлую жизнь и проводить параллели с будущим. Эти размышления придется отложить на потом.

Сейчас он должен всего себя посвятить Вивиане Юстич. Так велит долг.

Усевшись на низкий сундук, он раскрыл тоненькую папку, которая с каждым днем будет становиться все толще, и включил фонарик. Человека, что последним видел антикваршу в живых, они пока не нашли. Это, верно, был покупатель. Или просто кто-то заглянул в лавку во время воскресной прогулки, принялся рыться в старом хламе и наверняка забыл бы лицо антикварши, если б не увидел его наутро, когда за завтраком или в офисе раскрыл газету. Увидев фотографию, он, вероятно, примет этот случай близко к сердцу, почувствует свою сопричастность смерти. Быть может, это заденет его, станет для него темой рассказов в кругу друзей. И уж конечно, он явится в полицию. В этом сомнений нет.

Весть, приведшую к обнаружению трупа, сообщил им некто Жоакин Бока, иностранец, имевший несколько приводов не слишком серьезного свойства – за проституцию и трансвестизм. Сексуальные отклонения, зависть к женщинам, особенно преуспевающим, порой доводят до насилия и даже до убийства. Но Жоакин Бока был простой потаскун, отнюдь не маньяк. Скорее всего, детство он провел в нищете и часто подвергался насилию, но тем не менее психопатом не стал. Амальди допрашивал его, и тот хнычущим голосом сообщил все, что знал по этому делу.

В воскресенье вечером Жоакин позвонил в домофон жертвы. У них было назначено романтическое свидание. По его словам, антикварша подобрала его на улице, подкормила и сделала своим любовником. Жоакин Бока не был педерастом по призванию: он любил женщин, но зарабатывал, продавая себя мужчинам. В тот день он встречался с клиентом, чтоб немного подработать, а вечером, когда жертва не ответила на его звонок, решил, что она его выследила. Он пошел и напился с горя в баре, куда захаживали в основном гомосексуалисты. Несколько свидетелей подтвердили, что видели его там. В понедельник утром он отсыпался, отходил от перепоя, однако несколько раз позвонил антикварше, но никто ему не ответил. После обеда, посыпав главу пеплом, отправился в лавку. Опущенные жалюзи его насторожили: работа у его благодетельницы всегда была на первом месте. Если ей надо было уехать на оценку товара, она оставляла вместо себя подругу. Подруга на допросе заявила, что с пятницы не имела от Вивианы Юстич никаких известий. Жоакин Бока дождался вечера и вновь пошел на квартиру антикварши. Долго звонил в домофон, но так и не получил ответа. Тогда он в первый раз позвонил в полицию заявить об исчезновении антикварши, но не назвал себя. Звонок зарегистрировали, но никаких мер не воспоследовало. В полиции не торопятся действовать по анонимным звонкам. Утром во вторник лавка была все еще закрыта. Судьбе было угодно, чтобы заявление Жоакина принял агент, знакомый с Вивианой Юстич, иначе ее труп не был бы обнаружен еще бог знает сколько дней. Полицейский немного расширил свой обычный обход и заглянул в переулок с обратной стороны лавки. Увидев торчащий в замке сломанный ключ и красную надпись на двери, он тут же вызвал опергруппу. С помощью слесаря они вошли в помещение и застали там тихий ужас. Несколько соседей обратили внимание на красную надпись, но подумали, что это дело рук малолетних вандалов. Рассматривая фото двери с увеличенной надписью, Амальди неодобрительно качал головой: люди не видят того, чего видеть не хотят.

«viSitA intEriOra teRRae reCtificanDO iNvEnies OcCuLtUm lapIdEm», – гласила странная надпись.

Первоначальный вариант перевода был таков: «Спустись во чрево земное и, поискав, найдешь оккультный камень».

Над надписью был нарисован стилизованный ангел, державший в правой руке лук, а в левой – направленную вверх стрелу. Над острием стрелы был нарисован кружочек. В начале и в конце фразы обнаружились отпечатки довольно маленьких рук – левой и правой. Когда полицейский обнаружил надпись и отпечатки, они показались ему почти черными, но эксперты сразу установили, что чернилами послужила кровь. Чтобы подтвердить соответствие крови жертвы, нужна была более длительная экспертиза, но на этот счет ни у кого не возникало сомнений. Едва ли убийца (в том, что надпись оставлена убийцей, тоже никто не сомневался) стал бы добывать другую кровь, когда у него под рукой ее было целое море. Вдобавок полиции совершенно ясно, что убийство носит преднамеренный характер. Случайность и аффект полностью исключаются.

Соседи не видели, чтобы кто-либо входил или выходил из лавки.

Больше всего заинтриговало Амальди то, что убийца пошел на такой огромный риск. Написать фразу, нарисовать ангела и оставить отпечатки ладоней – дело не одной минуты. Но, должно быть, он все заранее просчитал и предусмотрел. Надпись была частью кошмарного обрядового зрелища в лавке. Только если в лавке он был один, то в переулке его запросто могли увидеть. Даже если он делал свое дело под покровом ночи (как оно, скорее всего, и было), все равно это большой риск. Из первых анализов явствовало, что он писал и рисовал так, чтобы не оставить отпечатков. Но каким образом? Макал пальцы в лужицу, образовавшуюся у ног Вивианы Юстич, и возвращался в лавку всякий раз, как у него кончались чернила? Или сразу набрал крови в какую-нибудь посудину? Амальди содрогнулся, подумав об импровизированной чернильнице. Отпечатки ладоней свидетельствовали в пользу самой дикой версии. Он уже распорядился собрать все отпечатки в лавке и в квартире антикварши. Возможно ли, чтобы убийца, который писал и рисовал в перчатках, оставил подобную подпись? Нет, едва ли. И возможно ли, чтобы у него были такие маленькие женские руки, хотя все остальное подразумевало, что орудовал мужчина? Тоже вряд ли. Логичнее всего предположить, что он начертал свое послание руками убитой, перепачканными в ее собственной крови. Убийца ампутировал их и унес с собой как трофей, заменив подходящими по размеру конечностями деревянной куклы.