Мартин О'Брайен - Убийство по французски

Карно не раз удавалось добиваться на пляже побед.

Адрес. Жильбер Монель дал им адрес. По дороге в Марсель от дома Монеля в Йере Жако раздумывал о том, что они могут там найти. Зацепку? Улику? Что-нибудь, за что можно ухватиться, что может указать путь вперед?

Это Жако спросил, не известно ли Монелю, где жила его дочь. Поведя тыльной стороной ладони по глазам, Монель выдвинул ящик стола, достал конверт и передал им. Внутри Жако обнаружил что-то вроде поздравительной открытки, но на обратной стороне, где конверт заклеивался, был от руки написан адрес. Словно Вики захотела, чтобы отец узнал, где она находится.

Жако повертел конверт, но не нашел почтового штемпеля.

— Когда вы это получили? — спросил он.

— На Рождество, за несколько дней до него.

— В этом году?

Монель кивнул.

— Она посылала вам открытки каждый год? — Это Гасталь от окна.

Монель покачал головой, высморкался.

Жако никак не мог решить: от того ли горюет мужчина, что не попытался навестить дочь, не повидал ее, чтобы наладить отношения? Но теперь уже слишком поздно.

Поблагодарив его, вернув рождественскую открытку, Жако поднялся, и Монель проводил их до двери.

В дверях Жако тихо спросил о теле Вики — как бы он хотел распорядиться насчет него...

— Ее можно привезти сюда? Чтобы похоронить? — спросил, помедлив, Монель. — Было бы приятно... снова иметь ее рядом.

— Я позабочусь об этом, — сказал Жако, и они пожали друг другу руки.

Через час, очутившись в первом марсельском округе, Жако и Гасталь подъезжали к построенному в девятнадцатом столетии жилому многоквартирному дому на Кур-Льето. Дом был заново оштукатурен, ставни на всех пяти этажах радовали взгляд свежей краской, на крыше была выложена новая черепица и установлены цинковые сливы. Парадная дверь была покрашена черным лаком, а латунная доска с домофоном и девятью кнопками до блеска отполирована. Это было приличное место, граница Ноэль и Тьер, и аренда, подумал Жако, вполне могла стоить тысяч двадцать франков в месяц. Намного больше, чем он платит за свою квартиру на Ле Мулен. Он также подумал об имени, В. Монель, четко видном возле верхней кнопки. Место, где она жила. Место, которое они искали. Чтобы найти его здесь.

Не теряя времени, понимая, что ответа с верхнего этажа не будет, Жако позвонил консьержу.

Из интеркома раздался женский голос, и Жако пояснил цель их визита. Спустя минуту мадам Режин Пиганьоль открыла дверь и с мрачным, недоверчивым выражением на лице, вязаньем в одной руке и ключом в другой провела их внутрь.

— Пропала, говорите? О Господи, нет! Такая молодая... О Господи, о Господи... — Она продолжала охать и ахать, ведя их по лестнице. — Мы бы поехали на лифте, если бы он работал, мсье. Они должны были быть здесь вчера, но вы же знаете, как бывает...

Хотя мадам Пиганьоль была примерно того же возраста, что вдова Фораке, выглядела она презентабельнее, как и здание, где главенствовала. Мадам будто несла себя — выпрямленная спина, царственный взгляд. Ее седые волосы были забраны в тугой аккуратный узел, на шее красовалась нитка янтарных бус, простое хлопчатобумажное платье предполагало наличие фигуры, которую мадам Фораке утратила многие годы назад, если вообще когда-либо имела. Она поднималась по лестнице впереди, отвечая на вопросы, и Жако также отметил, что мадам Пиганьоль не носит чулок. На ней были марокканские туфли без задников, ее икры были сухощавыми и слегка загорелыми, на щиколотках виднелась лишь едва заметная сетка голубых вен. Жако заподозрил, что она еще ходит купаться, ранним утром, до того как собираются толпы. Возможно, на Каталан-Плаж, ближайшее к центру города место.

Вопросы начались, когда они взбирались по первому пролету. Звук их шагов заглушался дорожкой из красного плюша посередине лестницы.

— Когда вы в последний раз видели мадемуазель Монель? — приступил Жако.

— У-у, сейчас... На прошлой неделе. Нет, на позапрошлой. — Мадам Пиганьоль начала качать головой. — Что-то вроде того.

— Вы видели ее каждый день?

— Временами, знаете ли. Не особенно регулярно.

— А у мадемуазель Монель есть работа? — продолжил Жако.

— Работа? Об этом мне неизвестно. У ее семьи, по ее словам, были деньги. Одна из тех. Из счастливиц, э?

Жако кивнул, подумав о крошечном доме на террасах в Йере.

— И как давно она живет здесь? — спросил он.

— Немногим больше года — с прошлого апреля, может, марта — я проверю для верности.

— Хорошая квартиросъемщица?

— Просто золотая. Никогда от нее ни звука. Заплатила при въезде за три месяца вперед и потом платила всегда раньше срока. Таких, как она, немного, скажу я вам. Мне ее будет не хватать. Автомобильная катастрофа, говорите?

Жако улыбнулся. Может, фигура и лучше, чем у мадам Фораке, но мозги не идут ни в какое сравнение.

— Убита, боюсь, — ответил он.

— Как скажете, — отозвалась мадам Пиганьоль. — Как скажете.

— Друзей много? — спросил Гасталь, вползая на очередную ступеньку.

Мадам Пиганьоль остановилась на середине третьего пролета. Жако отметил, что не для того, чтобы перевести дух, а чтобы немного подумать над вопросом Гасталя.

— Друзей? Или подружек?

— И тех и других, думаю, — тяжело дыша, выдавил Гасталь. Он стоял на три ступени ниже ее.

Она повернулась и продолжила подъем.

— Пара приятельниц, которые приходили регулярно. Красивые девушки. Я их время от времени видела. Всегда приносили с собой вино. Они шли, помахивая сумочками, а там звякало. Я постоянно удивлялась, что бутылки не разбиваются. Можете себе представить. Лужи на лестнице. И новый ковер. Или в лифте. О-о-о-ля-ля!

— А мужчины?

Мадам Пиганьоль, не оборачиваясь, покачала головой:

— Множество. Она не любила терять время, если вы меня спросите. Но респектабельного вида, знаете ли. Хорошо одетые. Всегда очень вежливые, когда мы встречались в вестибюле.

— Возраст? — спросил Гасталь.

— Я уже сказала, респектабельные. Профессионалы. Красивые машины, красивые костюмы.

— Молодые? Среднего возраста? Пожилые? — снова подал голос Гасталь.

— Я бы сказала, среднего возраста. Казалось, она не особенно интересовалась молодыми людьми.

— Кто-нибудь особенно часто приходил? — спросил Жако, когда они вступили на последний пролет лестницы.

— Можно сказать, никто. Никого, знаете ли, не было постоянного. — Мадам Пиганьоль понимающе вздохнула. — Она была из тех, кто крутит направо и налево, берет свое. И ничего в этом нет плохого.

Ковровая дорожка закончилась на последней ступени лестницы, и мадам Пиганьоль зашлепала по голому полу к двери Вики. Внизу на всех площадках было по две двери, по две квартиры, здесь, под крышей, — только одна.