Мартин О'Брайен - Убийство по французски

— Все началось в прошлый понедельник, — заговорил Гасталь, вытягивая шею из ворота. — Мы встречаемся после ленча, и этот приятель говорит, мол, нам нужно проверить кое-что. Оказалось, городская квартира Рэссака. Мы ждем целый день, теряем время, и в результате ноль. Тогда-то Ламонзи со всей ясностью дал Дэнни понять, чтобы он не болтался на пути. Человек под наблюдением. Мне это кажется достаточно честным подходом. Я хочу сказать, когда ведешь дело, нежелательно, чтобы кто-то влезал на твою территорию.

Жако ошеломленно уставился на Гасталя. Он ушам своим не верил. Все было не так. Происходило совсем не так. Ведь это Гасталь предложил наведаться к Рэссаку. Ему нужно было проверить татуировку Монель. Вместо этого Жако провел пару часов, барабаня пальцами по крыше своей машины, болтаясь там по просьбе Гасталя. Проверяя человека, о котором даже не слышал до того дня.

А в кабинете Гимпье Жако вдруг вспомнил о том, что говорил ему Дуасно в кафе на Тамасен. Дуасно предупреждал, что у Рэссака в полиции есть человек. Тогда Жако решил, что речь идет о ком-то в Тулоне или в команде Ламонзи.

Или, может, о ком-то, собирающемся вступить в команду Ламонзи?

О Гастале. Который переехал в Марсель из Тулона.

Гасталь. Наверняка. Все сходится. Неудивительно, что Гасталь словом не обмолвился о том, что Рэссак звонил в субботу на мобильник Карно. Старался выгораживать своего благодетеля.

А потом, словно просчитывая ход игры, Жако понял, что должно произойти. Вдруг увидел, в чем дело и куда катится мяч.

Все подстроено. И он, Жако, выбран мальчиком для битья. Тем, кто будет выполнять роль болвана и скорее всего расплатится за сорванную операцию. Операция сорвалась из-за того, что его напарник работает на другую сторону: послать его звонить в дверь Рэссака, вместо того чтобы сделать это самому, — единственный способ, которым Гасталь мог узнать, не находится ли место под колпаком, и при этом не засветиться. Потому что Гасталь знал — если квартира под наблюдением, Ламонзи свалится на них как мешок с дерьмом за то, что они поставили под угрозу засаду, и, возможно, вспугнули подозреваемого. Именно это и случилось, а Гасталь получил нужную ему информацию, которую можно было передать Рэссаку, не вызывая подозрения.

Виноват Жако, не Гасталь. И теперь Гасталь занят заметанием своих следов, изображая невинность. Жако почувствовал, как в нем поднимается волна злости.

— Я говорил Дэнни, что мы должны оставить это в покое, — вещал Гасталь, — но он не послушал меня. Никак не мог выбросить из головы Рэссака. Словно одержимый. Он не мог справиться с Водяным, вот и решил переключиться на другую линию расследования. Поэтому и крутился вокруг Рэссака. Из-за того, как вы сказали, босс, что парень являлся собственником той квартиры. Я хочу сказать...

Гасталь сделал паузу, перевел дух, но потом опять заговорил, прежде чем Жако успел привести свои мысли в порядок и вставить хоть слово.

— Затем, в пятницу, зная, как я к этому отношусь — мой перевод к Ламонзи и все такое, — он нарочно посылает меня в сомнительный спортзальчик в городе, а сам прыгает в машину и направляется в Касис. К Рэссаку. Если вы меня спросите...

Но Гасталь не успел договорить.

Кулак Жако скользнул по челюсти Гасталя, но вонзился на дюйм ниже скулы, приподняв того на цыпочки. Гасталь сделал несколько неуверенных шагов назад, прижав ладони к лицу, и налетел на стул.

— Трах-тарарах, — пробормотал Жако и бросился на Гасталя.

Во время драки у Гасталя был сломан нос, а Гимпье, пытавшийся разнять мужчин, остался с синяком под глазом от локтя Жако.

Пятница

— Итак. Полицейский. Как все получилось?

— Из-за формы, — беззаботно ответил Жако.

Она посмотрела на льняной пиджак, тенниску и улыбнулась.

Они сидели за угловым столиком в «Молино». За процессом их насыщения наблюдали два лобстера из аквариума рядом. Они покончили с горячим, но тарелки еще стояли на столе. Она заказала устрицы на гриле, которые подали под слоем пузырящегося сыра, и филе леща, его серебристая кожица была аппетитно коричневой и заворачивалась. Жако остановился на снетках и буайбесе а-ля «Молино».

— И как давно?

— Прилично, — отозвался он. — Это все, чем я когда-либо занимался.

— А вы не находите это... — Похоже, она не могла подобрать нужное слово.

— Тоскливым? — подсказал он. — Опасным?

— Пожалуй. Думаю, и то и другое.

— Конечно. Есть еще много чего. Хороших вещей. Вроде ощущения себя частью команды. Не подводить хороших парней или не упускать плохих. Сводить счеты. Это... как в игре. В игре, которую ты должен выиграть. Сплошные вызовы.

— Так в любом деле, я бы сказала. Не только в полиции.

— Думаю, да.

— А больше вы ничем не могли заняться?

Жако покачал головой:

— Возможно. Но вы знаете, как бывает. Происходит то, происходит это... Ты оказываешься втянут. Жизнь.

Они молчали, она обдумывала сказанное.

— Вы женаты? — спросила она.

Жако покачал головой. Улыбнулся:

— Пока нет.

Она заметила, что, улыбаясь, он слегка поморщился — маленький вертикальный порез на верхней губе, который, заживая, натягивал кожу. Он выглядит, подумала она, более загорелым по сравнению с прошлым разом, более расслабленным. И более привлекательным. Его волосы распущены и черными волнами свободно ложатся на плечи.

Что, учитывая последние три дня, вовсе не удивительно.

Будучи отстраненным от обязанностей с непосредственной перспективой внутреннего расследования после того, как сломал нос напарнику и подбил глаз боссу — независимо от акций, которые мог планировать Ламонзи, — Жако первым делом в среду утром появился в офисе Салета, и они вдвоем сыграли в прогульщиков. Купив ящик пива и несколько бутылок арманьяка, они взяли яхту Салета и отправились под парусом на пару дней. Удили рыбу, останавливались на ночь в маленьких бухточках, готовили свой улов на кострах из плавника, засыпали на палубе прямо под звездами. На второй вечер, когда Жако рассказал ему о скандале с Гасталем, ставшем причиной его отстранения, старик Салет рассмеялся, ткнул ему кулаком в плечо, и сказал, что Жако весь в отца, и виной буйная корсиканская кровь. И это заставило Жако тоже рассмеяться, внезапно согрев его мыслью о близости к отцу.

Теперь Жако вернулся и сидел в «Молино». Завернутая в пузырчатую пленку картина с лимонами, которую он купил в прошлое воскресенье в галерее «Тон-Тон», покоилась между ножками стула.

Это был приятный вечер. Он начался в «Тон-Тон», где они встретились, потом продолжился в «О'Салливан», и наконец они, взявшись за руки, прогулялись по набережным Старого порта до «Молино».

Теперь он смотрел на нее. Темные волосы, карие глаза, брови выгнуты дугами.