Дмитрий Сафонов - Башня

Когда он, держа в руке микрофон и намотав на локоть провод, ринулся с оператором и звукооператором к Башне, чтобы показать, как спасатели ломают двери и выводят жильцов на улицу, дорогу им преградили бойцы ОМОНа – все как на подбор, крепкие, в касках и бронежилетах.

Никакие уговоры, эмоциональные выкрики и сдержанные угрозы не помогали. Назимова успокаивало одно – никого из телевизионщиков к Башне не пускали.

Молодой парень со слегка кривым носом и погонами прапорщика на широких плечах только качал головой, не говоря ни слова.

Назимов тыкал пальцем в табличку с надписью «ТВ», словно это и так не было понятно, но все впустую. Молодой прапорщик то смотрел ему за спину, то оглядывался на здание.

«Ну что же? У него своя работа, а у нас – своя. У него свой долг, а у меня – свой. В конце концов, у него свой приказ, а у меня…»

Он несильно, словно случайно, толкнул прапорщика в грудь. Небольшая проверка «на испуг». Мимо! Парень так же, будто случайно, даже не глядя на Назимова, легко поднял руку и съездил ему по шее.

– Ты видел это? Камера работает? – завизжал покрывшийся пунцовыми пятнами Назимов. Но оператор только пожал плечами.

В лице прапорщика ничего не изменилось, он продолжал стоять на месте с нарочито скучающим взглядом – словно ничего и не произошло, и вообще он здесь ни при чем.

Когда камера заработала, снимать что-то было уже глупо. ОМОНовец не проявлял к Назимову никакого интереса. Всем своим видом он говорил: «И что я здесь делаю? Чего от меня хочет этот сумасшедший? Не понимаю». Он даже не повернул головы в сторону корреспондента, но Назимов прекрасно знал, что парень видит все: ловит боковым зрением любое его малейшее движение, и если он попытается выкинуть еще какой-нибудь фокус, то у прапорщика – в этом сомневаться не приходилось – найдется достойный ответ.

Прошло не более двух минут, и Назимов понял, что должен был бы поблагодарить парня за этот ленивый и легкий шлепок по шее. Если бы ему удалось со съемочной группой пробраться к Башне, то еще неизвестно, смогли бы они вернуться обратно.

Остолбеневший Назимов своими глазами видел, как Башня стала крениться, и от нее во все стороны посыпались осколки облицовочных панелей. Треск и грохот стоял такой, что он с трудом слышал свой голос:

– Снимай! Давай «наезд»! Найди крупный план – кого-нибудь в квартире!

Собственно говоря, он зря кричал: оператор не нуждался в его указаниях, но ведь и Назимов, как старший группы, должен был хоть что-нибудь делать. В основном для того, чтобы сгладить неприятный эпизод с ОМОНовцем.

Когда грохот стих и тряска прекратилась, Назимов долго смотрел на клубы пыли и широкую трещину в асфальте, протянувшуюся вдоль проспекта на добрую сотню метров. Звукооператор потряс его за плечо, и Назимов вздрогнул.

– А? Что?

Он перевел глаза на «ближний фокус» и увидел, как прапорщик улыбнулся – тонко, одними уголками губ. Но опять-таки не ему, а куда-то в пустоту.

«По-хорошему я должен поставить парню пиво…» – подумал он. А потом – с досадой: «Какого черта? Это его работа. Его долг…» Мимолетная обида прошла, осталась только злость – на самого себя.

Он отвернулся от Башни и пошел к машине.

– Пошли подготовим к перегонке. Время еще есть? Запишем комментарий.

Группа вернулась к автобусу, и Назимов принялся поправлять прическу, глядя в тонированное стекло.

Наконец, когда он более или менее остался доволен собой, Назимов бросил оператору:

– Давай! Возьми меня на фоне Башни. Поищем ракурс. Солнце не мешает?

Оператор работал молча, отвечая условными знаками пальцев. Он чуть взмахнул рукой, двигая Назимова влево. Прапорщик тоже немного посторонился, не желая попадать в кадр.

– Так? Нормально?

Он несколько раз проговорил пришедший в голову текст про себя, потом прочистил горло и отрепетировал уже вслух.

– Ну, что там? Скоро они дадут нас в эфир?

Назимов отмотал провод, идущий к микрофону, и аккуратно разложил его на асфальте.

– Я готов. Как выгляжу?

Оператор отставил в сторону левую руку и сложил указательный и большой пальцы в колечко. «О’кей!» В следующую секунду он увидел какую-то тень, бесшумно промелькнувшую позади оператора.

Большой парень на красном мотоцикле («Видимо, двигатель не работает, поэтому я ничего не слышал», – успел сообразить Назимов) промчался мимо них, едва успев пригнуться, чтобы не задеть руку оператора.

В первое мгновение Назимову показалось, что сейчас мотоциклист врежется прямо в него и, наверное, довезет до самой Башни на переднем колесе. И не миновать бы ему увлекательной поездки, но мотоциклист, ловко увернувшись, пролетел мимо. Назимов только почувствовал резкий рывок, и микрофон в его руке дернулся вниз.

Покачнувшись, но устояв, Назимов развернулся, глядя вслед удаляющемуся призраку на колесах.

Скучающее выражение мгновенно исчезло с лица прапорщика, он напряженно ловил взгляд офицера ОМОНа, стоявшего чуть поодаль. Офицер поднес ко рту рацию, коротко что-то сообщил, дождался – такого же короткого и четкого – ответа и едва заметно покачал головой. «Держать цепь!»

Прапорщик кивнул и снова стал смотреть перед собой. Он так и не оглянулся на мотоциклиста.

– Снимай! – кричал Назимов, но оператор, похоже, и так знал, что ему делать. Он проводил камерой безумного гонщика и дал «наезд». На кожаной спине, между лопаток, красовалась аляповатая надпись «Ksteen».

– Похоже, сюда подтягиваются все идиоты с Москвы и окрестностей, – проворчал Назимов и посмотрел на микрофон, который по-прежнему сжимал в руке. Из торца черного цилиндра свисал обрывок провода. – Лишь бы аппаратуры хватило…

Он показал попорченное имущество звукооператору.

– Ну? Долго я буду так стоять? Может, ты все-таки принесешь мне другой?

Дорога шла немного под уклон, и Кстин катил вперед, радуясь, что он почти не теряет набранной скорости. Вдали показалась широкая трещина в асфальте. Но насколько широкая? Сумеет ли он ее перескочить? А может, не стоит рисковать? Может, лучше остановить мотоцикл и дальше бежать? До Башни оставалось совсем немного.

Трещина пересекала асфальт под острым углом; Кстин направил движущийся по инерции байк вдоль нее, неуклонно приближаясь к обочине. Он успел оглянуться и увидел, что его никто не преследует. От этого ему стало немножко спокойнее. «Успею!»

В окружившей его тишине ясно слышалось жуткое, тихое шипение оседающей пыли, и сверху доносился размеренный звук, очень напоминавший звонкое бульканье.

Он задрал голову: все было, как на картинке, которую показывал ему психиатр. Башня – и там, наверху, изящный контур вертолета МЧС.

По клубам успокаивавшейся пыли Кстин понял: нижние этажи Башни обрушились; верхние пока целы, но добраться до них… Теперь, если в Башню и можно было проникнуть, то только сверху.