Майкл Роботэм - Подозреваемый

Звонит телефон. Сердце едва не прыгает у меня из груди. Я не могу рисковать и брать трубку. Никто не знает, что я здесь. Я жду, прислушиваясь к звонку, и почти готов к тому, что Элиза шевельнется и скажет: «Пожалуйста, ответь. Может, это важно».

Телефон замолкает. Я снова начинаю дышать. Что мне делать? Позвонить в полицию? Нет! Надо убираться отсюда. Но я не могу оставить ее здесь. Я должен кому-нибудь сказать.

У меня звонит мобильный. Я роюсь по карманам и, наконец достав его, могу удержать только обеими руками. Номер не узнаю.

– Это профессор Джозеф О'Лафлин?

– Кто спрашивает?

– Это из полиции. Нам поступил звонок о вторжении в частное владение по адресу в Лэдброук-гроув. Информатор дал этот номер в качестве контактного. Это правда?

Мое горло сжимается, и я с трудом могу произносить гласные. Бормочу, что нахожусь вдали от указанного адреса. Нет-нет, этого недостаточно.

– Извините. Мне плохо слышно, – мямлю я. – Перезвоните, пожалуйста. – Отключаю телефон и в ужасе смотрю на погасший экран. Я не слышу собственных мыслей из-за гула в голове. Он, все усиливаясь, грохочет у меня в черепе, словно грузовой поезд в туннеле.

Мне надо убираться. Бежать! Перепрыгивая через ступеньки, я несусь вниз и падаю. Бежать! Хватая ключи от машины Элизы, я думаю только о свежем воздухе, о месте подальше отсюда и о милосердном сне.

За час до рассвета дороги отполированы дождем и клочья тумана появляются и исчезают среди мороси. Угон машины Элизы волнует меня меньше всего. Установить контакт с непослушной левой ногой – куда более насущная проблема.

Где-то около Рексхема я сворачиваю на грязную дорогу, ведущую к ферме, останавливаюсь и засыпаю.

Образ Элизы вспыхивает в моем мозгу, словно выхваченный из тьмы фарами машин. Я вижу ее синие губы и расширенные глаза – глаза, которые продолжают следить за мной.

В моем мозгу сидят занозы вопросов и подозрений. Бедная Элиза.

«Позаботься лучше о собственном алиби», – сказал Джок. Что он имел в виду? Даже если бы я смог доказать, что не убивал Кэтрин – чего сейчас уже не могу, – они все равно обвинили бы меня. Теперь они за мной придут. В моем сознании разворачивается сцена: полицейские, идущие цепью, прочесывая поля, ведущие овчарок на поводке, едущие на лошадях – охотящиеся за мной. Я проваливаюсь в ямы, пробираясь к набережной. Кустарники цепляются за одежду. Собаки приближаются.

Кап-кап – капли стучат по стеклу. В ярком свете я ничего не вижу. Глаза словно засыпаны песком, тело окоченело от холода. Я нащупываю ручку и опускаю стекло.

– Извините, что разбудил вас, мистер, но вы мешаете движению. – Седая голова в шерстяной шляпе маячит в окне. Внизу у ног человека лает собака. Слышно тарахтенье трактора, стоящего сзади. – Не стоит так долго тут спать. Чертовски холодно.

– Спасибо.

Светло-серое облако, чахлые деревья и пустые поля – вот что я вижу перед собой. Солнце взошло и теперь борется, пытаясь прогреть день. Я сворачиваю с дороги и смотрю, как трактор въезжает в ворота и трясется по лужам к полуразвалившемуся амбару.

Мотор заводится, я включаю печку на полную мощность и звоню Джулиане. Она уже не спит и слегка запыхалась после своей тренировки.

– Ты давала Джоку адрес Элизы?

– Нет.

– Ты при нем о ней упоминала?

– К чему все это, Джо? Что случилось?

– Ты сказала ему что-нибудь?

– Не понимаю, о чем ты. У тебя что, паранойя?

Я кричу на нее, чтобы она выслушала меня, но она сердится.

– Не вешай трубку! Не вешай!

Но уже поздно. За миг до того, как связь обрывается, я кричу в телефон:

– Элиза мертва!

Нажимаю на повторный набор. Пальцы не слушаются, и я чуть не роняю телефон. Джулиана немедленно отвечает:

– Что ты сказал?

– Ее убили. В полиции решат, что это сделал я.

– Почему?

– Я обнаружил ее тело. По всему ее дому остались мои отпечатки и бог знает что…

– Ты пошел к ней домой? – В ее голосе сквозит недоверие. – Зачем ты туда пошел?

– Послушай, Джулиана. Два человека погибли. Кто-то пытается меня подставить.

– С какой целью?

– Не знаю. Именно это я и пытаюсь понять.

Джулиана глубоко вздыхает.

– Ты меня пугаешь, Джо. Ты говоришь как сумасшедший.

– Разве ты не слышала, что я сказал?

– Иди в полицию. Расскажи им, что произошло.

– У меня нет алиби. Я единственный подозреваемый.

– Тогда поговори с Саймоном. Пожалуйста, Джо.

В слезах она прерывает разговор, забыв повесить трубку. Я не могу дозвониться.

Будущий личный врач Господа Бога открывает дверь. Он в халате, в руке у него газета, а на лице – сердитый оскал, призванный напугать непрошеных гостей.

– Я думал, это чертовы певцы из хора, – ворчит он. – Терпеть их не могу. Фальшивят все до одного.

– Я думал, что в Уэльсе прекрасные хоры.

– Идиотский миф. – Он смотрит через мое плечо. – Где твоя машина?

– Оставил ее за углом, – вру я. На самом деле я запарковал «жучок» Элизы на железнодорожной станции и прошел пешком полмили.

Я иду за отцом через холл в кухню. Его стоптанные матерчатые тапки шлепают по белоснежным пяткам.

– Где мама?

– Она рано встала и ушла. Какая-то акция протеста. Твоя мать превращается в настоящую левую: постоянно протестует против чего-то.

– Хорошо.

Он усмехается, явно не соглашаясь.

– Сад прекрасно выглядит.

– Ты должен посмотреть задний двор. Стоил нам целое состояние. Твоя мама, без сомнения, проведет для тебя экскурсию. Эти чертовы телепрограммы о стиле жизни надо запретить. Все эти «революции в саду» и «десанты на задний двор» – я бы сам их разбомбил.

Отец нисколько не удивлен моим появлением, хотя я и приехал без предупреждения. Наверное, думает, что мама ему об этом говорила, когда он не слушал. Он набирает воды в чайник и выбрасывает старую заварку из чайника поменьше.

Скатерть уставлена всякими безделушками, приобретенными во время отпуска, вроде чайника с изображением собора Святого Марка или конфитюрницы из Корнуолла. Сувенирную ложку в честь серебряного юбилея им подарили в Бэкингемском дворце во время какого-то праздника.

– Будешь яйцо? Бекона нет.

– Яйца – это прекрасно.

– Может, в холодильнике есть ветчина, если хочешь омлет.

Он ходит по кухне, пытаясь предугадать, что мне надо. Халат завязан на поясе шнуром с кисточками, очки прикреплены к карману золотой цепочкой, чтобы не потерять. Он знает о моем аресте. Почему он ничего не сказал? Это ведь прекрасная возможность заявить: «Я же тебя предупреждал». Он может все свалить на мой выбор профессии и сказать, что ничего подобного не случилось бы, стань я врачом.

Он садится к столу и смотрит, как я ем, периодически прихлебывая чай, складывая и разворачивая «Таймс». Я спрашиваю, играет ли он в гольф. Уже три года, как не играет.