Питер Джеймс - Одержимый

– Мистер Лаббингс, пожалуйста, подумайте хорошенько. Что еще вы знаете об этом человеке?

Толстяк с трагическим видом покачал головой:

– Ничего. Абсолютно ничего.

– Вы знаете, чем он занимается? Где он работает? Он работает на службу прослушивания и слежения?

Лаббингс поколебался.

– Я… у меня там знакомый. Я могу выяснить.

– Вы можете сделать это сейчас?

Лаббингс сделал звонок – из разговора было видно, что он позвонил своему старому армейскому другу. Поговорив пару минут, он положил трубку.

– Нет, он там не работает. Там нет никого по фамилии Джоэль.

– Сколько он уже вас использует?

– Две-три недели. – Толстяк щелкнул по клавиатуре. – Пятница, 11 июля. Ровно три недели.

Майкл присел на пластиковый стул. Снова зазвонил телефон. Лаббингс щелкнул клавишей и посмотрел на экран.

– Это не доктор Джоэль.

Майкл кивнул. После нескольких заполошных звонков включился автоответчик, и все стихло.

– Мистер Лаббингс, подумайте хорошенько, – уже более спокойно сказал Майкл. – Может, вам в память врезались какие-либо подробности? Какая-нибудь черта доктора Джоэля, которая поразила вас?

Лаббингс толстым пальцем почесал кончик носа.

– Я могу его описать, если это вам поможет.

– Поможет.

– Очень высокий, около шести футов шести дюймов…

Майкл прервал его:

– Хорошо выглядит? Отлично одет?

– Да… Он напомнил мне одного актера – того, который играл Шиндлера в «Списке Шиндлера».

– Лайама Нисона?

– Да.

Майкл кивнул.

– Еще что-нибудь?

Лаббингс выдвинул ящик стола и вынул из него упаковку сигар «Король Эдуард».

– Вы не возражаете?..

– Нет.

Он прикурил короткую сигару от длинной спички, взмахом руки затушил спичку.

– Одна маленькая деталь. Может, это поможет. В первый раз, когда доктор Джоэль пришел сюда, на нем был черный галстук.

– От смокинга?

– Нет. Не бабочка. Обычный галстук. На нем был пиджачный костюм темного цвета и черный галстук. Будто он носил траур.

– Траур?

– Да.

– Вы не спросили его, по какому поводу?

– Я стараюсь быть максимально тактичным при общении со своими… клиентами, мистер… э… – он взглянул на лежащее на столе письмо, – доктор Теннент. Я принципиально не задаю им никаких вопросов. Вы же понимаете, в этом состоит мой бизнес.

Три недели. Доктор Джоэль носил траур. Майкл чувствовал, что эта информация важна. Три недели. Траур.

Траур по ком?

Майкл оставил Лаббингсу номера своих телефонов, положил в карман его визитную карточку и отбыл.

Оказавшись в машине, он позвонил констеблю Ройбаку. Ему сказали, что тот еще не появлялся на службе. Тогда он набрал мобильный номер Ройбака и попал на автоответчик. Он оставил сообщение, попросив детектива срочно перезвонить, а также связаться с компанией «Орандж» и попробовать узнать что-нибудь из регистрационной формы, которую заполняли на доктора Джоэля при продаже ему номера сотового телефона.

Не заводя машины, Майкл посидел и подумал несколько минут. Траур. Противорадиационное убежище. По какой-то непостижимой причине эти две вещи коррелировались у него в мозгу. Кого мог оплакивать доктор Джоэль три недели назад?

Он включил свой «Мак», зашел в секцию адресов и ввел имя старого друга, Ричарда Франклина, который возглавлял крупную архитектурную контору в Сити. Найдя его номер, он позвонил ему. Секретарша сказала, что ее босс на совещании и велел не беспокоить. Майкл продолжал настаивать, говоря, что у него срочное дело. Через пару минут архитектор был на линии.

Последний раз Майкл разговаривал с Франклином много месяцев назад, но не стал тратить время на любезности и перешел сразу к делу:

– Слушай, Ричард, прости, что оторвал тебя от дел, но у меня нет другого выхода. Существует ли база данных всех противорадиационных убежищ на территории Англии? Или хотя бы на территории Большого Лондона?

– Холодная война кончилась, Майкл. Сейчас стоит волноваться скорее насчет биологического оружия…

– Ричард, мне нужны именно противорадиационные убежища. Почему – долго объяснять. Так есть такая база данных или нет?

– Ты имеешь в виду военные убежища? Прикрепленные к гражданским учреждениям? Частные?

– И те, и другие, и третьи.

Возникла пауза.

– Дай минутку, я сориентируюсь. Можно попробовать поискать в разрешениях на строительство, но на них нет общей базы данных. Постройкой такого рода сооружений занимаются специализированные фирмы, однако это не правило – подряд может принять и обычная инженерно-строительная компания. Тебе придется обойти все конторы самому. – Снова короткая пауза. – Кроме того, я думаю, многие из таких объектов строились в обстановке секретности. Тебе будет очень трудно получить исчерпывающую информацию.

– Кому ее быстрее всего дадут? Мне, тебе, как архитектору, полиции?

– Думаю, полиции. Слушай, ты-то как? Сто лет тебя не слышал.

– Я позвоню в выходные, поговорим. О'кей?

– Звучит неплохо.

Майкл отключился. Он откинулся на сиденье, не отрывая при этом взгляда от телефона, будто где-то среди его пронумерованных кнопок скрывался искомый ответ.

Три недели назад доктор Теренс Джоэль носил траур.

Три недели назад доктор Теренс Джоэль провернул хитрую комбинацию, чтобы попасть к нему на прием.

Да кто он, черт возьми, этот Теренс Джоэль, оплакивавший кого-то три недели назад?

Кто умер? Кто? Кто?

Телефон выпал у Майкла из рук. Немногим больше трех недель назад умерла Глория Ламарк.

Глория Ламарк?

Неужели есть какая-то связь между доктором Теренсом Джоэлем и Глорией Ламарк?

Прицел очень дальний, но никаких других вариантов на данный момент не было. Попытка не пытка. Майкл снова набрал номер Ричарда Франклина. В этот раз архитектор был не так рад его слышать.

– Ричард, – сказал Майкл, – еще один вопрос. Чтобы узнать, есть ли под известным мне домом противорадиационное убежище, куда я должен обратиться?

Кора Эдвина Барстридж. 15 августа 1933 – 22 июля 1997.

Кто-то – сама Кора Барстридж или ее дочь – выбрал псалом «Господь пастырь мой». Гленн одобрил такой выбор. Как и Первое послание к коринфянам: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло». Гленну нравился этот отрывок.

В конце исполнили величественный, хватающий за сердце гимн «Иерусалим». Как и следовало на торжественных похоронах большой актрисы.

Гленн сидел в своей неприметной машине с программкой похоронной службы на коленях и слушал гимн: мощный глас органа, слившийся с хором двухсот-трехсот голосов людей, выходящих из-под церковного портала на яркое солнце позднего утра. Он мысленно перенесся в прошлый вторник. Вспомнил лицо Коры Барстридж, облепленное пластиковой пленкой.