Эндрю Гросс - Голубая зона

– Мне нужно позвонить мужу, – сказала она и села. Она не была уверена, что кто-нибудь ее слышал.

Они покатили носилки к фургону. Она больше не могла сопротивляться. Голова начинала кружиться. У нее не было сил бороться с желанием закрыть глаза.

Внезапно она вспомнила, что что-то забыла, что-то очень важное.

– Стойте! – Кейт протянула руку и схватилась за одного из санитаров.

Носилки остановились. Медсестра наклонилась над ней.

– Я там забыла фотографию. Моего отца. – Она попробовала показать, но правая рука не двигалась. Да она и не соображала, в каком направлении надо показывать. – Я не могу ее оставить. Она где-то там.

– Венди, нам надо двигать, – сердито сказал один из санитаров.

– Пожалуйста. – Кейт попыталась приподняться. Сжала руку санитара. – Она мне нужна. Пожалуйста…

– Потерпи секунду, Рей, – вступилась за нее медсестра.

Кейт уронила голову на подушку. Она уже не слышала сирен и шума толпы, только крики чаек и звуки от гавани, все приятные на слух. Это был день надежды. Ветерок коснулся лица Кейт. На секунду она забыла, почему она здесь.

Медсестра снова наклонилась над ней и вложила что-то ей в руку.

– Вы это искали?

Кейт, как слепая, провела пальцами по фотографии. Она была в руках ее матери.

– Да. – На снимке были пятнышки крови. Она взглянула на женщину. – Спасибо.

– А теперь нам пора в больницу.

Кейт почувствовала, как дернулись носилки, как их подняли. Загудела сирена. Она больше не сопротивлялась. Кругом все суетились. Она устало закрыла глаза.

То, что она увидела, испугало ее. Отец стоял у ворот и улыбался ей.

И еще четыре слова. Вопрос, на который ее мать так и не дала ответа: что он там делает?

Шасси самолета рейса номер 268 «Американ эйрлайнс» коснулись взлетно-посадочной дорожки в аэропорту Кеннеди, и огромный лайнер остановился.

Кейт смотрела в иллюминатор со своего места в бизнес-классе. Правая рука ее была на перевязи. Вдалеке она видела знакомую башню наблюдения и старый терминал в форме седла.

Она вернулась домой.

Через проход от нее сидели два судебных исполнителя. Они сопровождали ее из больницы в Сиэтле, где Кейт провела три дня, в аэропорт. С плечом все было в порядке. Пуля прошла насквозь, ничего не задев. Они обработали рану, продезинфицировали ее и поставили ей капельницу, чтобы нейтрализовать последствия шока и отправить ее домой. Примерно неделю или больше ей придется носить руку на перевязи.

Но весь валиум и морфий в мире не могли притупить ее реальную боль.

Она раз за разом переживала ужасную сцену в ресторане, поскольку ее вынуждали все повторять следователи. Как она тупо смотрела на дыру в своем плече, потом повернулась к матери, ничего не понимая. Вид Шарон со слегка наклоненной головой, ее неподвижный, остекленевший взгляд, кровавое пятно, растекающееся по свитеру. Пережитый шок.

И вопросы. Пока Кейт была не в состоянии в них разобраться. Что бы было, если бы она туда не поехала? Если бы прислушалась к предупреждению, данному ей на реке, как умолял ее Грег? Что, если бы она просто подошла к дому на озере и постучала в дверь? Им бы все равно пришлось позволить ей повидаться с семьей. Что, если бы она не наклонилась за стаканом?

Ее мать все еще была бы жива.

Джастин и Эмили улетели домой днем раньше. Они должны были остановиться у тети, которая жила на Лонг-Айленде. Похороны состоятся в четверг. А потом? Может, на этом все кончится. Месть состоялась. Страховка уплачена.

Нашли нечто ужасное в полиэтиленовом пакете, который валялся рядом со снайперской винтовкой на крыше гостиницы, откуда в них стреляли.

Отрезанный язык. Собачий язык. На этот раз послание Меркадо было до озноба четким. «Так мы поступаем с людьми, которые распускают язык».

«Черт бы тебя побрал, папа! – Кейт закрыла глаза. – Только посмотри, что ты натворил!»

К выходу из самолета подкатили инвалидное кресло. Один из агентов взял сумку Кейт, помог ей встать и сесть в кресло и покатил ее к выходу из аэропорта. Сердце ее едва не выпрыгивало из груди от нетерпения.

Грег стоял в конце зала. Он был в джинсах и университетской куртке. Волосы спутаны, глаза на мокром месте. Он печально качал головой.

– Пух…

Кейт поднялась с кресла и прижалась к нему. Наверное, целую минуту они не отпускали друг друга. Она боялась взглянуть ему в лицо, боялась поднять голову с его плеча.

– Ох, Грег, Грег! – Она еще плотнее прижалась к нему. – Мама умерла.

– Я знаю, детка. Я знаю…

Он усадил ее в кресло. Она все еще была очень слабой. Грег наклонился и поправил перевязь.

– Я в порядке. – Агенты стояли сзади. – Скажи им, пусть уходят, Грег. Пожалуйста. Я хочу, чтобы все было так, как раньше.

– Я понимаю. – Он кивнул, наклонился и поцеловал ее.

– Зачем они это сделали? – спросила Кейт. – Что им от нас нужно?

Грег коснулся ее щеки костяшками пальцев.

– Я не знаю, но я не позволю им опять причинить тебе боль. Обещаю. Я о тебе позабочусь, Кейт. Мы переедем. Мы сделаем все, что требуется.

– Он отнял у нас все, Грег. И я даже не знаю, жив ли он.

– Это больше не имеет значения, – ответил Грег. – Я просто рад, что ты вернулась, Кейт. И что ты в безопасности. Это самое главное.

Он взялся за ручки коляски и покатил ее через терминал. На улице их ждала государственная машина. Когда они приблизились, из нее выскочили два агента. Грег поднял Кейт из коляски и посадил на заднее сиденье, агенты сели на переднее сиденье. Машина тронулась под вой сирены.

Грег улыбнулся:

– Фергус будет очень рад тебя видеть. Полагаю, ему моя стряпня уже до смерти надоела.

Кейт покачала головой:

– Тебе ведь приходилось всего лишь класть корм в миску, Грег.

– Знаю. Наверное, ему не нравится, как я это делаю.

Кейт улыбнулась, положив голову на плечо Грега. На горизонте показались очертания Манхэттена. Она возвращалась домой.

– Ты прав, – сказала она, – это действительно больше не имеет значения.

– Что именно, Пух? – спросил Грег.

– Ничего. – Кейт закрыла глаза. В его объятиях ей казалось, что все осталось на миллионы миль позади. – Скорее всего, его уже нет в живых…

Четверг, день, когда Кейт, Эм и Джастин должны были попрощаться с матерью, выдался дождливым и ветреным.

Служба состоялась в храме Бет Шалом, к которому принадлежали прихожане-сефарды с Шестьдесят второй улицы и вся семья Кейт. Они оповестили только несколько старых друзей, и в «Таймс» было помещено лишь краткое извещение о ее смерти. По настоянию Кейт под фамилией Рааб. Семья уехала больше года назад, многие друзья в Ларчмонте их сторонились, и Кейт не была уверена, что кто-нибудь придет.