Андреас Эшбах - Железный человек

Я спрашиваю себя, понимал ли я когда-нибудь, что творится с другими. Что ими движет. Что привело их сюда, что уготовило им эту участь.

Я спрашиваю себя, понимал ли я когда-нибудь, что побуждало меня самого. На самом деле, я имею в виду.

Утро понедельника было необычайно ясным и холодным. И в порту происходило много чего.

Вначале я увидел только корабль. Большой, даже из моего кухонного окна его невозможно было не заметить – металлический колосс серой военной окраски, усаженный, как рождественская ёлка, антеннами и вогнутыми радарами и имеющий – в маленьком порту Дингла – вид какого-то монстра-насильника. Я вышел из дома, не обращая внимания на своих сторожей, и по дороге в город обнаружил, что на корме военного корабля реет оранжево-бело-зелёный ирландский флаг. Корабль назывался «L.Morrigan», и, судя по количеству удивлённых зрителей, собравшихся у пирса, я был не единственный, кто ничего не знал о каких-либо манёврах ирландского военного флота.

Но внимание зрителей лишь частично относилось к серому кораблю. Большей сенсацией, как я видел, было для собравшихся количество полицейских, наводнивших порт. Синих полицейских машин было больше, чем когда-либо видело на одном месте всё графство Керри, не говоря уже о самом Дингле. Причалы были взяты в кольцо, мужчины в перчатках и в белых защитных костюмах размеренными движениями обыскивали каждый квадратный дюйм грязного асфальта, а в самой бухте мелькали два водолаза под опекой нескольких военных в гребной лодке.

Я приблизился к этому скоплению людей. Мужчины в надвинутых на лоб бейсболках и женщины в крепко повязанных головных платках с мрачными минами комментировали действия полиции своими суровыми голосами.

Я оглядел корабль с антеннами. Повинуясь импульсу, включил свой телескопический взгляд, чтобы посмотреть на лица матросов. Молодые мужчины, ничего другого и ожидать было нельзя, и, разумеется, никого из них я не знал, но мне не раз и не два показалось, что за некоторыми смотровыми люками я разглядел американскую униформу. Было ясно, что это не манёвры.

Я счёл благоразумным пройти дальше, не останавливаясь здесь. В моей жизни были более неотложные вещи. Банк, например, который задержал мою кредитную карточку. Или почта, которая задерживает мои посылки.

– Вы слышали? – встретил меня Билли с взволнованно прыгающим кадыком. – В бухту вроде как вынесло убитого.

– Да что вы говорите, – ответил я.

– Никто его не знает и никогда не видел, – продолжал он возбуждённо.

– По мне, так лучше бы вынесло мой пакет.

– О! – Билли растерянно заморгал и принялся укрощать пятернёй свои непокорные волосы. – Вы знаете, я боюсь… – Он исчез в задней комнате, порылся в своих пластиковых боксах. – Я бы его заметил, мистер Фицджеральд, – кричал он оттуда. – Я бы вам сразу позвонил. Ведь вы уже столько ждёте эту посылку.

– Мне обещали, что сегодня она придёт, – сказал я.

Возникла пауза. Потом он вернулся к окошечку с пустыми руками и отрицательно покачал головой.

– Мало ли что обещают люди…

Я резко развернулся, вышел из почты и двинулся вверх по Мейн-стрит, к отелю «Бреннан». Прежде чем ошеломлённая миссис Бреннан за стойкой в вестибюле успела произнести хоть слово, я взбежал по лестнице и секунду спустя колотил в запертую дверь Рейли. Мне подошёл бы любой повод, чтобы взломать её.

Рейли открыл в пижаме, сонная маска его оливково-зелёного лица поползла от удивления вверх, он ещё не проснулся как следует.

– Дуэйн? Вы? Что такое, чёрт возьми…

Я вломился мимо него в комнату, не дожидаясь приглашения.

– Я только что был на почте, – рявкнул я так, что по комнате прокатился гул. – Раньше для меня регулярно приходили пакеты, вы это помните? Сегодня тоже должен был прийти пакет. Но он почему-то не пришёл.

Он закрыл дверь и, наконец, убрал с лица проклятую маску сонливости. Его пижама радовала глаз своей простотой; добавить серебряные веточки на плечевые вставки – и вполне могло бы сойти за эрзац униформы.

– Почта? А её сегодня уже привезли?

– Привезли.

Он схватил с ночного столика свой будильник.

– Который, вообще, час? Я могу позвонить ещё раз, но я уверен, что самое позднее завтра…

– Перестаньте, Джордж, – прошипел я. – Вы прекрасно знаете, что больше не будет никакого пакета. Никто и не собирался их впредь рассылать. Ведь так?

Он вяло опустился на край кровати с будильником в руках.

– Этот вопрос не в моей компетенции. Я пытался вам это объяснить. Я сам толком ничего не знаю.

– Понятно. – Трубка его комнатного телефона была снята с рычага и лежала рядом с аппаратом. – Но как могло случиться, что Габриеля Уайтвотера задавил грузовик, хотя бы это вы знаете?

Он ничего не сказал. Он смотрел на меня, глаза его расширялись, и ужас в них мешался с жутким подтверждением того, что можно было предвидеть.

– Габриель? – выдохнул он. И вдруг показался таким маленьким, примостившимся на краю монументальной точёной кровати из тёмно-коричневой древесины под пологом.

Я не испытывал к нему никакого сострадания.

– Габриель, да. В субботу утром. А ночью перед этим умер Джек – от тромбоза! Форрест не отвечает. Хуан тоже. Что это значит, Джордж? Скажите мне, что это означает!

– Они в клинике. У Хуана давно уже не в порядке суставы…

– Вы с ними говорили? – перебил я.

– Да, конечно, я…

– Когда?

Он хотел было ответить, но так ничего и не сказал, только смотрел на меня затравленно, как подранок на охотника.

Я подвинул стул, уселся перед ним и даже не думал о том, чтобы нарушить мучительное молчание.

– Этот план существует уже давно, – прошептал он наконец. – Я всегда выступал решительно против, можете мне поверить, Дуэйн. Я даже помыслить себе не мог, что они введут в действие эту опцию на случай вынужденной необходимости, после этого инцидента с адвокатом…

– Что это за опция? Уничтожить всех киборгов?

– Да. Устранить Железных людей. Уничтожить все следы проекта.

Хорошо, что в этот момент я сидел. У меня было такое чувство, будто во мне вдруг разверзлась пропасть, жерло необъятного ужаса. Одно дело – строить свои теории для объяснения загадочных превратностей, как та, например, что на тебя могут посягнуть свои же люди, и совсем другое – когда ты получаешь подтверждение этой чудовищной догадки. Первое сродни личному озлоблению, внутренней ярости против непонятного, заигрывание с надуманной манией преследования, способной внести хотя бы временный смысл в бессмысленное – неважно, каким бы зловещим ни было твоё предположение, оно остаётся лишь мыслью, игрой, которая тебя не очень-то и задевает. Но когда тебе говорят: да, всё именно так, – в это мгновение тебе становится ясно, как чудовищно тебя подставили.