Кристин Керделлян - Тайные врата

В письме, которое я купил, Элси де Вульф не указывала точно, откуда начиналось подземелье. Дело не в том, что она говорила зашифрованно, просто она обращалась к подруге, которая отлично знала ее привычки.

В такси, везущем меня из отеля на виллу «Трианон», я в десятый раз перечитал главный абзац:

[…] Бесси, ты не поверишь! Мы нашли тайный проход, прямо под нашим участком! Подземная галерея начинается там, где мы пили чай в оба твоих приезда – помнишь? Она проходит в метре под землей и ведет к Трианонам. Ее нашел Чарльз. Так и поверишь, что мы, женщины, слишком крепко стоим на земле, чтобы смотреть, что там под ней… Я натянула мужнины штаны, рубашку и ботинки и полезла за ним в туннель. Перед нами шел садовник. Увы, должна тебе признаться, что экспедиция несколько обманула наши ожидания: подземелье обрушилось примерно в ста метрах от виллы. Разбор завала потребовал бы титанических усилий, а оплатить их мы сейчас не можем.

Элси, ясное дело, не имела средств, чтобы исследовать туннель до конца. Я сделаю это. Найти место отправления легко: на первом этаже не так много уголков, где можно пить чай: гостиные, веранда, библиотека… Не надо обследовать весь дом, чтобы найти комнату, которую имела в виду Элси. Я был уверен, что достаточно разобрался в привычках декораторши, ее маленьких маниях. И быстро найду, что ищу.

В кои-то веки не нужен компьютер и электронные файлы. Я знал все о мисс де Вульф еще до того, как зашел в ее дом. Письмо написано, я говорил тебе уже, в 1932 году. Тогда Элси де Вульф уже стала леди Чарльз Мендль, женщиной шестидесяти семи лет, притворявшейся, что ей двадцать четыре, чтобы друзья восхищались ее «поразительно молодым» видом. Все ее друзья, участвовавшие в невероятных вечеринках на вилле «Трианон», на которых она появлялась вся в пудре, с окрашенными в синий цвет волосами, одетая от Пату или Шанель, считали ее бессмертной. Знаменитый фотограф Сесил Битон был ее протеже. Она вдохновила Кола Портера на песню That Black and White Baby of Mine… Элси была звездой в то время. Модные журналы публиковали интервью с ней на первых полосах. Американские журналисты встречали ее в момент прибытия из Франции, готовые вырвать у нее суждение о последних тенденциях в моде!

Она родилась в 1865 году от американца и женщины, родившейся в знаменитой шотландской семье, и в детстве была крайне некрасивой. Мать плохо ее одевала, отец запрещал улыбаться, потому что у нее не хватало одного зуба. Амелия, попробовавшая все, чтобы заставить меня невзлюбить эту виллу, однажды пересказала мне фразу Элси, которую она написала в двадцать лет и которая отлично подводит всему итог: «Если я уродина – а я уродина, – я буду окружать себя только красотой. В этом будет моя жизнь. Ради этого я убью».

До сих пор помню волнение Амелии.

– Такая красота мне не нравится!

Уродина Элси, ставшая лучше самой стильной женщиной на планете, самым знаменитым декоратором Америки! Революционерка декора, заменившая викторианскую мебель плетеными стульями и кисейными занавесями… Что, естественно, выводило из себя мою жену.

– Ее творчество больше подходит для дизайна жилищ для бедных!

– Не преувеличивай! Элси прожила нелегкую жизнь. Во время Первой мировой войны она была медсестрой на фронте… Получила воинский крест и орден Почетного легиона Франции! Это не гранд-дама Версаля, которая умеет только проводить коктейли. Она делала почти ту же работу, что ты!

– Была она лесбиянкой или нет? Доказали это, наконец?

С ума сойти, до чего только не дойдут женщины, если захотят найти козла отпущения.

Не смейся! Ты ведь тоже первым делом спросила об этом, когда зашла на виллу «Трианон» спустя несколько месяцев, во время уик-энда, который мы вместе там проводили. Неисправимая Эмма! Уверенная, что мужчины очарованы лесбиянками, потому что хотят быть первыми, кто вернет их на «праведный» путь. В тот день я не протестовал. Как обычно – и как это часто бывает с женщинами, я бы сказал, – ты интересовалась не относящимся к делу анекдотом больше, чем главной целью: моей охотой за оригинальными планами Ленотра. Правда, ты не могла догадаться, что вилла «Трианон» была сердцем всего дела. После неудачи под Большим Трианоном я больше не говорил с тобой о формуле, доказывающей существование Бога. Я доверял тебе много всего, но сопротивлялся желанию признаться, что купил виллу только ради того, чтобы найти ее. И, против обыкновения, ты ни о чем не догадалась! Вот я и обставил твою легендарную интуицию…

Я ответил тебе, изображая тяжелый вздох:

– Да, правда, она была лесби. И что?

– И все же вышла за лорда Мендля!

– В шестьдесят семь лет! Только ради титула, как говорили. Апофеоз ее светской жизни.

– Она никогда не отрицала слухи?

– Зачем? Она не скрывала, что ей нравятся женщины, сильные, мужеподобные, старше ее, как знаменитая Бесси, театралка, с которой они жили здесь по полгода на протяжении тридцати лет. Поскольку единственная ее настоящая любовь, знаешь ли, вот этот дом.

– И полосатые ткани где только можно.

Ты намекала на многочисленные ковры, во множестве развешанные по стенам. Розовые, бежевые, зеленые, длинные вертикальные ленты, вытянутые или свернутые, как на опорах причал гондол в Венеции.

– Ваш Бюран ничего нового не придумал!

Как и всегда, когда мог показать тебе, что знаю историю искусства лучше, чем ты, я не удержался.

Стены в танцевальном зале, пристроенном к главному зданию виллы, декорированы тканью в зеленую полоску. Танцзал – первая комната, которую я обследовал. Это место, в котором я решил устроить крытый бассейн, казалось мне идеальным для любимых чаепитий Элси. Изначально это был цирковой шатер, поставленный ради самого знаменитого приема в ее жизни: с гавайским оркестром и множеством ученых пони. Элси так любила свой павильон в белую и зеленую полоску, с драпировками эпохи Регентства и кожаными банкетками, что она так его тут и оставила, чтобы проводить новые фиесты.

Я искал везде, под планками паркета, безуспешно… Ничего, кроме огромного британского флага. Несомненно, остался с тех пор, как Элси принимала здесь своих друзей, герцога и герцогиню Виндзорских. Затем я направился в библиотеку на первом этаже. Комната была маленькой, ветхой, закрытой дверями, украшенными муляжами книг, с бежевым потолком. В общем, плохо освещенная.

– Амелия права, пахнет плесенью.

До сих пор помню твою лукавую улыбку, когда ты зашла в эту комнату, единственную, которая после всех работ сохранила дух XIX века.

Точно такую же неудачу я потерпел в бюро-будуаре, другом месте, где, казалось мне, мог находиться вход в галерею. Из всех комнат первого этажа эта находилась ближе всего к стене замка. Когда копают подземный ход, выбирают же самый короткий путь, верно? Кроме всего прочего, комната должна была нравиться Элси: идеальное место для чаепитий и немного в мужском стиле. Но и там ничего: никаких пустот, ничего, что могло открывать проход к замку.