Кристин Керделлян - Тайные врата

– Ну да! Тем более надо действовать быстрее!

– Следующая атака назначена только на двадцать четвертое сентября. От сегодняшнего дня до…

– Ты думаешь?

Эмма прямо смотрела Пьеру в глаза. На этот раз он читал в них не привычную уверенность, а страх и почти умоляющую нежность. Словно панцирь миссис Шеннон, главы компании «Беркинс и Шеннон», лопнул под обрушившимся напряжением.

– Иди сюда, – тихо проговорил он и обнял ее.

Она не успела ответить, и он нежно поцеловал ее.

– Я хочу тебя, – пробормотал он. – Даже на расстоянии. Ты понимаешь?

Он хотел, чтобы для нее его желание стало осязаемым.

Эмма позволила пальцам Пьера ласкать ее грудь, шею, лицо. Он как будто хотел запомнить ее всю. От слез глаза ее припухли, да и весь ее уставший вид не соответствовал канонам красоты, но странным образом притягивал Пьера.

Французский фотограф Беттина Раймс однажды сделала серию портретов звезд без макияжа. Он помнил снимки: Летиция Каста, Беатриса Даль, Милла Йовович – покрасневшие глаза, мокрые ресницы, розовая нитка шрама, ведущая к темному паху.

Красота – то, что остается, когда смыта тушь для ресниц.

И еще эта потрясающая нежность. Лаская ее грудь, он ощущал бархатистость кожи, Пьер забыл обо всем. На свете были только Он и Она.

Эмма открыла глаза, скользнула рукой под рубашку Пьера. Пальцы гладили его грудь, касались живота, остановились, продолжали свое грациозное движение.

Когда Пьер хотел поцеловать ее грудь, она упала на кровать. Он пытался поднять ее.

– Эмма, – прошептал он, – поднимись!

Она не спрашивала почему. Пьер помог ей встать и стал раздевать ее. Она смотрела на него затуманенным взглядом. Каждый жест, каждый взгляд Пьера внушал ей желание. До сих пор она не испытывала ничего подобного. Он словно угадывал ее желания, будто был ею.

– Ты – мечта любой женщины, – тихо сказала Эмма.

Не зная, понял ли он ее слова, она безотчетно хотела, чтобы он почувствовал переполнявшее ее счастье.

Пьер опустился на колени и стал неистово целовать ее. Когда он ласкал ее ноги, почувствовал на своих волосах легкие дрожащие пальцы Эммы. А когда поднял к ней лицо, губы Эммы растаяли на его губах, потом смотрел, как подрагивают ее серьги. Пьер впервые увидел их вблизи. Элитное украшение ручной работы. Почему-то, глядя на эти серьги, он подумал: наконец-то Эмма предстала перед ним в своем первозданном виде – настоящей женщиной, которую он всегда желал. Она отзывалась на каждое его прикосновение.

Когда на кровати Дэна Баретта он вошел в нее, сверкнувшее видение – образ хозяина «Контролвэр» – как вспышка, возник перед ним. Пьер занимался любовью с женщиной, которую Баретт любил до него и, может быть, на той же самой кровати. Странная непристойная картинка пронеслась перед глазами: Баретт записывает любовные стоны Эммы.

Может быть, он записал ее крик во время оргазма на МРЗ, так же как записал, как она произносит «Ленотр», «ноль» и «один»? Может быть, ее теперешний крик включит сейчас, через несколько секунд, последовательность фотографий или чувственную музыку? Мысли Пьера путались.

Эмма сейчас не кричала, она стонала. Он любил эти любовные стоны. На пляже Манвье он не мог сопротивляться их особому магнетизму.

Пьер положил Эмму на край кровати, она села на него.

Так она сидела, закинув назад голову, опираясь на руки, призывно напрягая грудь. Он взял ее за бедра, подаваясь вверх, чтобы проникнуть в нее глубже. Ощущение было таким сильным, что ему казалось: это она проникает в него, а не он. Она как будто брала его.

Пьер подумал, не вызвано ли это желание ощутимым страхом смерти? Или желанием ее отрицать.

Смерть. Любовь. Любовь до смерти. Смерть от любви. Оба слова перемешивались в гибельных и безумных метаниях. Эмма кусала губы, желая скорее дойти до точки, – напряженная, пылающая, умоляющая.

Он смотрел на ее лицо и наконец-то почувствовал, как его заполняет томительное наслаждение. Поцелуй заглушил их крик.

Пьеру казалось, что огромное шелковое полотно накрывает и укутывает его. В это мгновение в комнату бесцеремонно врезался свет, мечущийся по комнате. Ритмичный танец сигнализации.

Снаружи, на бульваре, выли машины полиции и «скорой помощи».

Жан-Филипп Гранье положил ключи от «порше» и солнечные очки на комод эпохи Людовика XV. Он побрился и сменил брюки и темную куртку на джинсы и светло-желтую рубашку. Закурил сигарету: он снова начал курить. Глубоко вдохнул, медленно выдохнул дым и налил себе стакан виски. Накануне Эмма показала ему, где спрятан бар: встроенный шкаф с охлаждением в перегородке, слева от камина.

Писатель был раздражен. Пробродив впустую по садам с утра, он решил заскочить в свою квартиру. Но на каждом перекрестке были такие пробки, что движение оказалось просто парализовано. Ему понадобилось три часа, чтобы добраться до Парижа, и столько же, чтобы вернуться. И это используя уловки парижанина – закоулки Марн-ла-Кокетт и аллеи парка Сен-Клу. И все это без включения кондиционера, чтобы экономить драгоценное топливо.

– Багдад, честное слово! – сказал Гранье Эмме, когда она вошла в гостиную. – Светофоры не работают, на заправках нет бензина, везде полиция… А куда вы уходили? Я звал вас, когда приехал, вы не слышали?

– Я была здесь, – ответила Эмма. – Работала там, наверху, с Пьером. Вас не затруднит затушить сигарету, Жан-Филипп? Дэн не выносил курения в этом доме.

Эмма только что приняла душ. Волосы на висках были еще влажными. Но Гранье, казалось, ничего не замечал.

– Вы не слышали сирены? – спросил он, ища глазами пепельницу, чтобы потушить окурок.

Не найдя пепельницы, он прошел на веранду и подошел к входной двери, выходившей в сад. Она открылась автоматически. Близилась полночь, и выброшенный им окурок в темноте ночи несколько секунд светился на траве. Вдалеке несколько прожекторов освещали фонтаны, статуи и музыкальный павильон.

– Неподалеку авария, – сказал Гранье, вернувшись, бросая пачку «Мальборо» на низкий столик. – Из-за пробки произошла авария на вокзале Версаль-Шантье, спасатели не справляются…

– Да, я слышала сирены, – ответила Эмма. – Так близко, что, казалось, полиция сейчас вот-вот нагрянет сюда. – Она посмотрела Гранье прямо в глаза. – Но дело не в этом. Пьер нашел в Сети поразительные вещи.

– В Интернете?

Гранье, сомневаясь, поднял брови, чтобы показать собеседнице, что для него все, что происходит в Интернете, очень виртуально – в изначальном значении слова, то есть нереально. Эмма стала рассказывать ему о событиях дня, но мысли ее были далеко. Она говорила, упрощенно, пренебрегая хронологией, не упомянув два эпизода: открытие подземелья и теоремы о существовании Бога. Эмма совершенно не желала говорить с Гранье об этом. Почему она никак не может ему довериться? Что мешает?