Кристин Керделлян - Тайные врата

«Т» – это «Трео», его детское прозвище.

Револьвер по-прежнему лежал на столике. Баретт был абсолютно спокоен, время от времени он останавливался, чтобы дождаться ответа. В этом был весь Дэн Баретт, несгибаемый гендиректор, издающий приказы, уверенный, что в итоге своих сражений он с триумфом поставит «Контролвэр» выше всех соперников.

Сражения, разумеется, он мог только выигрывать.

Баретт остановился на мгновение, посмотрел на Эмму и притянул к себе, взяв за плечи.

– Чудо, Эмма, просто чудо! Все, что они сделали до сих пор, – это мелочи!

– Кто «они»? – спросила Эмма с усилием.

– Посмотри, вот же!

– Дэн, что еще ты хочешь сделать? И так весь мир зависит от твоей милости, – сказала она, чтобы выиграть время.

– Мир? Мир, дорогая Эмма, отдает себя тому, кто желает большего.

Сейчас она видела, как на экране появляется трехмерное изображение.

– «АртаГен» в Сингапуре, тебе это о чем-нибудь говорит?

Дэн щелкнул мышкой, и длинный список файлов заполнил экран.

– «АртаГен» – банк генетических образцов?

– Именно, милая моя! В свое время ты не рискнула вложить туда деньги.

Эмма хорошо знала эту компанию. «Беркинс и Шеннон» несколько лет назад колебалась, покупать в нем долю или нет. В конце концов отказались – слишком рискованно.

Тем временем «АртаГен» быстро стал крупнейшим генетическим банком во всем мире. Пятьсот тысяч образцов ДНК. Генетическое достояние пятисот тысяч людей, в основном азиатов и американцев, собрано в одном месте. «АртаГен» покупала в некоторых крупных больницах по всему миру (Шанхай, Джакарта, Нью-Йорк – основные поставщики) ткани, изъятые во время операций, родов, биопсий. Потом они оседали в «АртаГен» и хранились в холодильных камерах – кровь, плацента, печень, глаза, злокачественные клетки. Сотни тысяч. Классифицированные и готовые к использованию.

Дэн Баретт выпрямился – прямая спина, ледяной взгляд.

– «АртаГен»! Крашный мастерски все провернул! Отлично защищенный центральный сервер, но всегда найдутся люди, любящие послушать песни, верно? – Он коротко хохотнул: – И не только «АртаГен». Смотри, Эмма!

АртаГен, Сингапур

Альцакорп, Рейкьявик

Биобанк Японии, Хоккайдо

Эстонский проект Геном, Таллин

ИнмеГеН, Мехико

Каролинска Ген, Стокгольм

Бейджин Геномикс Инститьют

ТераБио, Тель-Авив…

Самые крупные центры биотехнологий в мире, уникальные лаборатории, больницы, институты генетических исследований – все они были в этом списке. Эмма покачнулась и закрыла глаза из-за головокружения.

– Я тебе не верю…

Дэн мог не продолжать. Эмма поняла масштабы его победы. Биобанки. В этих учреждениях хранились пробы крови, мочи, тканей и клеток, взятых у людей, проходивших обычные анализы или сданные во время госпитализации. Эмма без труда вообразила силу оружия, которым мог распоряжаться человек, наложивший руку на достояние генетиков.

– Какую же прибыль тебе принесет их продажа?

Баретт с сожалением посмотрел на нее.

– Продажа? Милая, как ты далека от истины! Опять твои финансовые подсчеты! Это все мелочь… Если б я хотел продать эти образцы, я бы взял под контроль фирмы!

Ну конечно. Коммерциализация человеческих тканей, ДНК, клеток была одним из гигантских рынков будущего. Эмма это знала. «Беркинс и Шеннон» изучили этот сектор и посчитали. От десяти до ста пятидесяти тысяч долларов за образец человеческой ткани. Несколько миллиардов за специальное ДНК. Ген человека с антителом гепатита В, который несколько лет тому назад позволил выработать вакцину от этого заболевания, сегодня стоил три миллиарда долларов.

Если бы Баретт на самом деле хотел наложить руку на эти раскопки генетического золота, чтобы заработать больше денег, он бы просто их скупил. Если он не стал так поступать, значит, у него действительно был другой план – амбициознее, демоничнее.

Она посмотрела на улыбающегося Дэна. И он почувствовал, что она поняла, как и раньше, когда они думали в унисон.

В памяти Эммы всплыли цифры, о которых ей рассказывал Дэн во время их поездки на Маркизские острова, на Пасху 2004 года: триста миллионов образцов тканей и органов человека, и это только в США. Двадцать миллионов прибавляется каждый год. Сто семьдесят восемь миллионов американцев в базе данных. Их генетические отпечатки тщательно распределены и заморожены. Вломившись инкогнито в компьютеры, хранившие все пробы, Баретт не только наложил руку на первичную материю, бесценную в будущем. Он получал доступ к самым интимным тайнам миллионов людей – их силы, слабости. Мог легко узнать патологии, известные или тайные. Болезни, от которых они умрут.

Баретт был всемогущ. Он знал, какой тип клетки поражает тот или иной тип рака, какая комбинация генетических кодов избавит от диабета, малярии, шизофрении…

Его недавний бред не был наигранным. Овладев всеми этими генетическими образцами, он сможет запрограммировать человека без болезней, с отличным иммунитетом. Создать нового человека – избавленного от зла.

Баретт мог давать жизнь, но мог ее и забирать. Он, наверняка имеет, думала Эмма, доступ к гену испанки, хранящемуся в медицинском военном центре в Эль-Пасо в клетках солдата, умершего в 1918 году. Он мог использовать вирус H2N2 или H5N1, модифицировать композицию тысяч лекарств на самих производственных линиях заводов. Он мог нести смерть на расстоянии – отсроченную, программируемую.

Дэн Баретт мог сеять добро или зло, удлинять жизнь или сокращать ее. Он, кто до сего дня владел кодом, позволявшим работать почти всем компьютерам мира, был, несомненно, владельцем кода намного более ценного, который управлял жизнью человека.

Александр Великий, Наполеон, Мао и Людовик XIV, конечно, – десятки королей, императоров, диктаторов до него пытались получить доступ к высшему могуществу. Ни у кого из них это не получилось. У Баретта – да.

Они использовали оружие смертных: сабли, пушки, бомбы. Баретт добился этой цели исключительно властью своего разума, как Создатель.

В начале Бог был Словом. А Слово было Богом.

Это уже не метафора: несмотря ни на что, Дэн Баретт был Богом.

Револьвер Баретта лежал рядом, только протяни руку. Она потянулась за оружием.

– Осторожно, Эмма! Не играй со мной! – воскликнул Баретт, хватая револьвер и засовывая его в карман брюк. – Лучше соберись! Я отлично видел в последние годы, что ты уже не так веришь, как я, в биотехнологии… Какая ошибка! Ты промахнулась с инвестициями – я был о тебе лучшего мнения.

«Лучшего мнения». На этот раз он нанес удар агрессивным, грубым тоном. Но продолжал манипулировать Эммой, переходя от странной нежности к иронии и агрессии. Могла ли Эмма бороться? Был ли выход из этого тупика? Обаяние? Слезы? Раньше, может быть, Баретт бы сломался. Но сейчас… Перед ней стоял другой человек. И человек ли?